Валерий Харламов - Максим Макарычев

Действительно, по воспоминаниям ветеранов, в сборной СССР, в отличие от ЦСКА, Тарасов практиковал не все свои фирменные штучки. Все-таки главным в ней был назначен Аркадий Иванович Чернышев, и ему, жалевшему игроков, приходилось сдерживать пыл своего коллеги. «В сборной не было таких тяжелых упражнений, как в ЦСКА, где Тарасов полагал, что все офицеры должны беспрекословно слушаться его. Такой клоунады, как в армейском клубе, он не устраивал. Не забывайте, что главным в сборной был Аркадий Иванович Чернышев. Его коньком была тактика и техническая подготовка. В этом он был непревзойденным тренером. Тарасов думал, что в сборной, как в армии, люди будут подчиняться ему. Но это у него в главной команде страны не проходило. Аркадий Иванович создал в ней совершенно другой микроклимат», — признавался в беседе Александр Мальцев.

«Мы не всегда понимали, по чьему плану — Чернышева или Тарасова — играем в очередном матче. Их единодушие в ответственные моменты, на мой взгляд, скорее всего, объяснялось тем, что ни тот ни другой не кончали не только Высшей школы тренеров, но и Института физкультуры. Поэтому в спортивных ситуациях они обязательно прислушивались к мнению друг друга, что лишний раз подчеркивало их взаимное уважение, хотя роли в сборной у них были разные: Аркадий Иванович был организатором, мозгом команды, а Анатолий Владимирович был силен в тренировочном процессе, поэтому чаще напарника проводил занятия, — делился воспоминаниями Виталий Давыдов. — Но главное, что объединяло Чернышева и Тарасова, — это то, что они были тренерами от Бога, с поразительной интуицией, пониманием игры; поэтому какими бы путями они ни шли к высокой цели, часто ее достигали».

Анатолий Тарасов был величайшим мотиватором в истории хоккея. Главное его качество как тренера, пожалуй, состояло в том, что он всегда мог найти мотивацию, пусть даже пением или оскорбительными, задевавшими самолюбие игрока словами; но все-таки он убеждал в своих доводах коллектив, настраивал его не просто играть, а самозабвенно биться на льду.

Поскольку хоккей — это, по большому счету, классная игровая драма, позволю себе небольшое отступление. Блестящие наблюдения про актеров и сцену переложил на бумагу племянник великого Антона Павловича Чехова, актер и режиссер Михаил Чехов, который внес большой вклад в теорию театрального искусства.

(А ведь на тренировки Анатолий Владимирович часто приходил с томиком Чехова. Более того, не просто с рассказами, а с книгой писем Антона Павловича Михаилу. Казалось, вот ведь совпадение! Но тут нет ничего странного. Ведь, как уже говорилось выше, он брал с собой на занятия и труд основоположника российской актерской школы Константина Станиславского. Если вдуматься, то хоккей для Тарасова был больше, чем просто игра на льду с клюшкой и шайбой. Он воспринимал его как театр, со всеми его драматургией и страстями.)

Так вот, если коротко, то Михаил Чехов, автор хрестоматийной для театральных деятелей книги «О технике актера», писал, что среди актеров существует два различных представления о сцене, на которой они проводят большую часть своей жизни. Для одних сцена — не что иное, как просто площадка, пустое пространство, которое они буднично покидают, отработав спектакль. «Другие знают, что это не так. Они иначе переживают сцену. Для них это маленькое пространство — целый мир, насыщенный атмосферой, такой сильной и притягательной, что они нелегко могут расстаться с ней и часто проводят в театре больше времени, чем это нужно, до и после спектакля. Всё, что было пережито ими за многие годы, приковывает их к этой сцене, всегда наполненной невидимым чарующим содержанием, им нужна эта атмосфера театра. Она дает им вдохновение и силу на будущее. В ней они чувствуют себя артистами, даже когда зрительный зал пуст и тишина царит на ночной сцене». Поразительно точно: одни игроки отрабатывают номер: денежки-то капают. Другие, как Харламов, воспламеняют своей страстью себя и товарищей, не давая им расслабиться, ведут за собой.

«Хоккей — это всегда спектакль с сюжетом, не известным заранее никому. Сплошь и радом матчи любого уровня и ранга преподносят сюрпризы, поражающие даже знатоков. За то, наверное, и любят эту игру во всем мире», — признавался Тарасов.

— Можно ли Валерия Харламова сравнить если не с голодным, то с ищущим художником, ведь великие произведения создаются в условиях драмы? — спросил автор этих строк у Владимира Винокура.

— Совершенно верно. Валера был настоящий художник и навсегда останется им. Он был артистом в своем деле. У него это был дар Божий от мамы с папой. Знаете, я как-то пришел к выводу, сравнивая то, что происходило с Валерой, когда он выходил на ледовую площадку, с тем, как преображался Аркадий Райкин, — ответил Винокур. — Райкин был за кулисами спокойный, больной, пожилой человек. И вот звучит объявление на сцене: «Выступает Аркадий Райкин!» И вдруг случается потрясающее преображение: на сцену выходит молодой, энергичный, сумасшедший артист великого дара. Так и у Валерки. Он не очень разговорчивый был в жизни. Он не был суперконтактный. Но как он преображался, когда перескакивал через борт на лед! Этот неуловимый метеор вдруг оказывался просто летающей тарелкой какой-то. Валера для меня — явление.

Действительно, в этом ледовом театре Харламов был выдающимся актером при гениальном режиссере Тарасове. Именно Анатолию Владимировичу принадлежит знаменитая фраза, что «сытый хоккеист не может быть великим».

Кажется, что они взаимно гипнотизировали друг друга: лед — Тарасова и Тарасов — лед. Опять из Михаила Чехова: «На ней (сцене. — М. М.) они чувствуют себя артистами, даже когда зрительный зал пуст…»

Тарасов никогда не прощал игрокам передышки, игры «на малых оборотах», даже когда ЦСКА и сборная СССР выигрывали с разгромным счетом. «Почему забили десять шайб? — упрекал хоккеистов на скамейке запасных Анатолий Владимирович. — Должно быть одиннадцать, двенадцать…»

Умел Анатолий Владимирович и соригинальничать. Однажды перед началом чемпионата СССР ЦСКА проводил официальный матч на Кубок европейских чемпионов с весьма средненькой командой в одной из альпийских стран. Соперник был откровенно слабый, и шайбы сыпались в его ворота как из рога изобилия. Тарасову такой сюжет не понравился. Какая же это подготовка к первенству СССР? Какие это нагрузки? И вот в перерыве, перед началом третьего периода, он дал своим хоккеистам следующее напутствие: «Чтобы повысить нагрузку, даю новое задание — каждому хоккеисту играть с прыжками. Ведешь шайбу, только прыгая. Бросаешь, прыгая, назад откатываешься, прыгая. И обводишь соперника, опять же прыгая. И тот, у кого нет шайбы, тоже прыгает. Кто будет лениться, сниму с игры…»

И это происходило, повторим, не в товарищеской, а в официальной игре европейского кубка! Каково же было изумление публики и соперников, когда, едва выйдя на лед, советские хоккеисты вдруг стали прыгать на площадке, словно кенгуру. Зрители решили, что русские потешаются над ними. Прыгали и звезды, как Фирсов, и молодые, как Харламов. Что говорить, если прыгал даже вратарь Третьяк. Но и это не уберегло соперников ЦСКА от разгрома, а Тарасов был доволен тем, что его подопечным удалось «немного повысить нагрузку на льду».

«Тарасов — личность, он тренер, он всегда был тренером, наверное, и будет всегда тренером, и все отношения у него как у тренера. Я бы не сказал, где Тарасов тренер, а где он человек. Он всегда решал какую-то задачу. Он ставил цель и достигал ее. Какими средствами — он придумывал сам. А возьмите его афоризмы. Это же шедевры. Я всегда чувствовал, что в нем сидит неуспокоенность, что он что-то недоделал, недодал. В нем все время это было, он неуемный в этом смысле человек был. Это передавалось игрокам. Таких харизматичных людей после него не было. Даже больной, уже на кровати лежа, он все равно пытался какие-то вещи хоккейные рассказывать. Я хотел его подвигнуть на то, чтобы издать все его упражнения, которые он придумал. Он сказал: “Это — хорошая идея!“ Но не успел. Ушел от нас», — вспоминал Владимир Богомолов.