Несущий свободу - Игорь Поль

– Да нет же! – Она отвернулась, вытирая лицо. – Говорю вам – я его видела! У него белое кольцо. И красный кабриолет. Бил ко мне клинья. Скользкий, как червяк. Значит, все из-за него?

Он смотрел на нее и пытался представить, как бы мама вела себя на ее месте. Это непросто, сохранить присутствие духа под прицелом. Он ведь едва не выстрелил. С такого расстояния парализующая капсула подобна разрывной пуле, ее грудь разорвалась бы, как воздушный шар. Все вокруг залило бы кровью.

– Хорошо, что вы успокоились, – сказал он.

– Отпустите меня, Альберто. Пожалуйста. – Ханне казалось – еще секунда, и она разрыдается, слезы стояли в горле, слова выходили скомканными. Все ее умение обращать людей на свою сторону разлетелось в клочья; она не знала, что и как сказать, чтобы он поверил. – Я вам не враг.

Раскрытая косметичка лежала у нее на коленях, тускло блеснула пилочка для ногтей. Может быть, в отчаянии подумала Ханна, удастся попасть ему в глаз. Он закричит, я успею выскочить. Она прерывисто вздохнула, зябко повела плечами – совсем как в детстве, после долгого рева, когда наплачешься и обида уже прошла. «Все равно он меня убьет. Я теперь слишком много знаю». Она проглотила комок, набираясь решимости. Ее била дрожь.

Он осторожно взял у нее косметичку и бросил на заднее сиденье.

– Чтобы глупостей не наделали, – пояснил он. – Я ведь знаю, о чем вы подумали.

Она потеряно молчала.

– Не смотрите на меня так, – попросил он. – Я вовсе не такое чудовище, каким меня репортеры выставили.

Она послушно отвернулась, стала наблюдать в окно, как старик на углу ворошит длинной палкой камни рухнувшей стены. Старику не было до них никакого дела. Старик был по-своему счастлив: ему было нечего есть, но зато никто не угрожал ему револьвером.

– Мы могли бы стать друзьями. Если бы встретились по-другому, – прошептала она. – Я бы угостила вас коньяком. Мой оператор обожает коньяк. А вы?

– Смеетесь? Такая, как вы, по своей воле на меня и не посмотрит. К тому же я цветной. Метис. Вокруг тысячи таких. Здесь их за людей-то никто не считает.

– Что вы, – она снова посмотрела на него, даже нашла в себе силы слабо улыбнуться, – да ведь вы же привлекательный мужчина.

Он сразу насторожился, заиграл желваками: женские штучки, будь осторожен. Но даже мысленная ругань не помогала – он жадно слушал.

– Скажете, не замечали, как на вас женщины смотрят? – продолжала она.

– Женщины? – повторил он растерянно.

– У вас был шрам, теперь нет. Вы настоящий красавчик. У вас есть девушка?

– С моей-то работой? – череда смазанных лиц промелькнула в один миг перед глазами – он не смог вспомнить ни одного из них. Никогда раньше он не чувствовал, насколько одинок. Уличные шлюхи, механически произносящие заученные ласковости. Женщины, чей вид вызывал только похоть и от которых хотелось избавиться, не дожидаясь утра.

Ханна поймала себя на желании спросить, кем он работает на самом деле.

– Так вы что же, совсем один?

– Ну, есть… одна, – неохотно произнес он. – Тоже белая, как и вы. Но на вас совсем не похожа.

– Красивая?

Он задумался. Красивая? До сих пор оценивать Грету с этой стороны ему не приходило в голову. Она была надежным партнером – это верно. Насколько можно быть другом в этом сволочном мире. Никогда его не подводила. Егеря можно оценивать с разных сторон, и от каждой способности зависит его и твоя жизнь. Умеет ли маскироваться. Каким оружием владеет лучше всего. Способен ли переносить боль. Психологическая устойчивость тоже важна. Но красота?

– Кажется, да, – неуверенно произнес он. Спохватившись, добавил: – Она не то, что вы подумали. Настоящий товарищ.

– Я ничего такого не думала.

Хенрик следил за стариком. Старик из-под руки следил за мальчиком. Мальчик катил маленькую тележку, ветерок играл обтрепанными полами рубахи.

– Она… ну, почти такая, как я. Это вовсе не грязь, не подумайте. Мы оба нарушали правила. Я хотел сказать: когда ты напуган до чертиков, когда в любой момент можешь умереть – что угодно сотворишь, чтобы в себя прийти. Я ее знаю, как себя. Она… да вы все равно не поймете.

Ханна взглянула на него серьезно:

– Считаете меня изнеженной курицей? Я же военный журналист. Столько раз была под пулями, что и не сосчитать.

– Действительно, – сказал он. Мальчик подошел к старику, вместе они перевернули остатки двери и теперь что-то доставали из ямы; доставали, осматривали на свету и торопливо запихивали в сумку на тележке. Лицо мальчика было замотано грязным полотенцем.

Она подумала о Джоне, совсем как тогда, на Пласа Мембаро. Некстати вспомнила: у этого Альберто руки такие же большие и теплые.

– Должно быть, она любит вас. А вы и не догадываетесь.

Он уставился на нее в удивлении:

– С ума сошли? С моей-то работой? Да она из «Белых пантер». Знаете, что это такое? Она цветных на дух не переносит!

– Стало быть, переносит, – не согласилась Ханна. – Просто мужчины таких вещей долго замечать не хотят.

Где-то прогрохотал бульдозер; Хенрик услышал, как гомонят рабочие, бредущие разбирать завалы. Он пришел в себя и огляделся: солнце уже поднялось высоко, улица была пуста, старик с мальчиком скрылись за углом. Место было подходящим – тело можно сбросить в подвал, здесь должно быть полно подземных каверн. Первый выстрел парализует ее. Второй остановит сердце. Третий для страховки. Никто такой дозы не выдержит. Нервы сгорят. Она и не почувствует ничего.

– У меня возникла одна мысль, – сказал он как можно мягче. – Выходите из машины.

– Что вы собираетесь делать? – спросила она.

– Ну вот, – сказал Хенрик разочарованно, – опять боитесь. Вам не идет, когда вы трусите.

– У меня шнурок развязался, – сказала Ханна.

Он стоял и ждал, пока она перетянет шнурок на армейском ботинке. Ботинки были очень маленького размера, совсем детские. Допотопные – сейчас таких и не осталось. Все давно носят на магнитных застежках, даже полиция. И сами шнурки такие смешные – красные в белую полоску.

– Я подумал, ведь вам не помешает… ну, вы понимаете. Вы ведь долго ехали в колонне без остановок. Подумал – стесняетесь попросить. – Хенрик говорил и видел, как брызги крови разлетаются в стороны, падают на зеленые стены. Говорил, стараясь не слышать крик девушки по имени Милосердие. Смерть – это просто. Все равно как проглотить горькую пилюлю. Раз – и нету. – Понимаете, о чем я?

Она прошептала:

– Понимаю. Вы собираетесь меня застрелить.

– Да что вы трясетесь, в самом деле! Смерть не так уж и страшна. Мы все когда-нибудь умрем.

Он взял ее за локоть, мягко подтолкнул.

– Когда-нибудь, не сейчас. Сейчас идите вперед. Вон туда. За той стеной вас не будет видно. Я отвернусь. Я же не извращенец какой.