Мгновения Амелии - Эшли Шумахер

Мы сидим на разложенной куртке Триши; нас ласкает разумный ветер, насекомые продолжают привычно рокотать, а киты направляются на север, к горизонту.

После того как Триша подвозит меня домой, я сплю лучше, чем когда бы то ни было.

– Я поговорю я Марком, – обещает она на подъездной дорожке, – он свыкнется и не будет злиться. Амелия, мы тебя поддержим в любом случае. Для этого и нужна семья. – В темном салоне машины ее губы растягиваются в улыбке Дженны. – Уж я-то знаю, ведь работаю адвокатом по опеке.

Шутка неудачная, но я все равно издаю смешок, испытывая наконец облегчение от принятого решения.

Мероприятие, устраиваемое после обеда в Downtown Book, проходит как в тумане. После исповеди у могильной плиты мне удается встать только после двух будильников, отчего едва остается время, чтобы одеться более или менее профессионально. Я отправляюсь в магазин ради двухчасовой фотосессии и посиделок с местным писателем.

Вместе с будильником меня ожидает сообщение от Марка. Три фразы пришли уже после того, как меня окутали сны с китами и снимками.

«Дорогая, прости меня. Я люблю тебя. Поужинаем сегодня?»

Ощущаю себя непослушной глупышкой, которая заполучила и свободу, и Марка с Тришей. После мероприятия я заметно подпрыгиваю, а когда замечаю подходящую ко мне Бекки, решаю, что она точно поинтересуюсь, что же я такое употребляю.

Но Бекки совершает невероятное. Она передает мне маленькую, но прочную коробку, к которой приклеена знакомая мне наклейка. Я замираю. На ней красуется выведенная каллиграфическим шрифтом буква В.

«У Вэл».

Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Амелия, тебе пришла еще одна посылка. Стоит уже дать им свой адрес. Мы же не почтовое отделение.

– Хорошо, – на автомате отвечаю я, пока разум пытается призвать китов, которые бы унесли подальше воспоминания о Нолане Эндсли, проникающие в мою душу и наполняющие ее теплом. Но киты не появляются, отчего я позволяю мыслям окутать меня: вот Нолан смеется и давится вином, пока Алекс рассказывает о мечах и телефонах. Нолан настаивает, чтобы я нарисовала картинки, будто ничего важней их в мире нет. Нолан целует меня в орманской комнате. Нолан читает мне. Вымотанный, но ликующий Нолан обещает, что победит свой страх, если я одержу победу над своим.

– Амелия? Ты в порядке?

Даже не пытаясь говорить привычным голосом, я накидываю на плечо сумку от фотоаппарата и держу в руках коробку, словно она спасательный плот, а мои воспоминания – бушующий океан.

– Да, Бекки. Спасибо.

Едва я ступаю за порог магазина, как сразу же направляюсь между зданиями к небольшой полянке с пожелтевшей травой и увядающим деревом, у которого работники книжного проводят перерывы на обед. Я спешно отбрасываю окурки и крышки от бутылок, отчего под ногти забивается грязь, и сажусь под дерево, прислонившись спиной к стволу.

Посылка крепко заклеена скотчем, но это не остановит мое любопытство. Всего за пару секунд мне удается раскрыть коробку, но затем я целую минуту пялюсь на ее содержимое.

На скомканной упаковочной бумаге лежит черный альбом, на нем пластиковая фоторамка и конверт. Снимок в рамке нечеткий. Должно быть, Алекс сделал его на телефон до того, как мы направились в обреченное на провал путешествие.

Теперь это мое любимое фото.

Нолан обнимает меня, а наши волосы так перепутались, что их почти не различить. Мы не целуемся, но даже ужасное качество изображения не может скрыть застывшее в наших взглядах трепетное чувство.

Мои губы растянуты в улыбке, а глаза прищурены. Вся теплота Нолана видна в его взгляде. По словам Алекса, он смотрит на меня, как на солнце, которое светит только для него.

Я неохотно отвожу взор с Нолана на альбом и, открыв его, неожиданно переношусь на ярмарку. На складном стуле, закинув ногу на ногу, сидит мистер Ларсон, погруженный в вязание. Валери улыбается убегающему по делам Алексу. Подросток чихает на торт «Муравейник», и в его лицо летит сахарная пудра. А все вокруг освещают мерцающие гирлянды, развешенные на деревьях.

Я замираю над двумя фотографиями: на одной запечатлены дружеские объятия Алекса и Нолана, а на другой Нолан подписывает книгу малышке Джули, пока на заднем плане краснеет ее сестра. Несмотря на пронизывающие душу смешанные эмоции, поражаюсь качеству собственных снимков. Тем более я провела больше времени за столом рядом с Ноланом, чем за фотографией.

Они действительно хороши.

Прежде чем перейти к письму, я еще раз пролистываю альбом. Пробегаюсь пальцами по толстому конверту и разрываю его. Уговариваю себя не спешить с чтением, но за годы тренировок я превратилась в зайца, а не черепаху. Поэтому мои глаза с жадностью проглатывают слова.