Разбойник и леди Анна - Джин Уэстин

– Миледи, – обратилась леди Каслмейн к Анне, – у вас все еще есть желание остаться целомудренной до конца жизни?

Анна вскочила на ноги.

– Да. Такую клятву я дала, когда бежала от графа Уэверби, и готова ее повторить. – Анна умолкла, боясь оскорбить королями наконец смущенно договорила: – Особенно теперь.

Темные глаза Джона блеснули, он избегал насмешливого взгляда леди Каслмейн. Приблизившись к Анне, он положил руку ей на плечо.

Король, не отрываясь, смотрел на них обоих, потом долгое время не сводил взгляда с Анны, и на лице его отразилась боль непривычной потери. Театральным тоном, поскольку король обожал театр, он процитировал куплет собственного сочинения:

О, когда подумаешь, нет страшнее ада,

Чем любовь безмерная, пусть в ней есть отрада.

Анна низко присела в реверансе, еще не веря, что этот кошмар близится к концу.

– Ваше величество, благороднейший из королей, – прошептала Анна, целуя его руку. Однако раздражение не покидало короля.

Король прижал к себе Фаббс, возможно, единственное существо женского пола, чувствовавшее потребность в его любви и ничего не требовавшее взамен, и спаниель лизнул его в щеку.

– Вы нас огорчили, леди Анна, – печально произнес король. – А мы оказали вам столько внимания.

Леди Каслмейн сделала гитаристке знак начать играть, и девушка принялась негромко напевать ясным и чистым голосом. Она наигрывала испанский танец, и грудь ее колебалась в такт музыке.

– Очаровательный мотив, – сказал король, не отрывая взора от музыкантши.

– Ваше величество, – зашептала леди Каслмейн, – молодые люди ждут вашего королевского знака.

Король со вздохом кивнул Джону:

– Прекрасно! Ты получаешь наше прощение. Оно будет действовать до тех пор, пока ты снова не возьмешься за старое.

Джон поклонился:

– Мои люди тоже получат прощение, если бросят свое ремесло?

– И твои люди тоже! – теряя терпение, бросил король. Графиня Каслмейн вызвала секретаря из приемной, извлекшего документ, в коем было засвидетельствовано королевское прощение, и король, не сводя глаз с гитаристки, подписал его.

Джон снова поклонился и принял пергамент.

– Ваше величество, мне приписывали множество ограблений, в которых я не был повинен, и будут приписывать снова, но обещаю, что ради сохранности шеи моей и леди Анны с этой минуты я буду вести достойный образ жизни.

Король кивнул и перевел взгляд на Анну:

– И вы готовы разделить его образ жизни с ним, каким бы он ни был?

Анна решительно кивнула:

– Я дала обет целомудрия, и мне не нужно то, чем он не обладает, ваше величество.

Джон опустил голову с притворным смирением, и плечи его затряслись.

Король был тронут до глубины души.

– Я прикажу приготовить для вас карету, чтобы вы могли совершить в ней свое путешествие. – Он снисходительно посмотрел на Джона: – Никто не посмеет на вас напасть.

– Благодарим вас, ваше величество, – сказал Джон, – но королевский герб будет привлекать разбойников на Оксфордской дороге.

– Как вам угодно. – Король пожал плечами. – Мы не можем не пожелать вам благополучия.

Король отвернулся от них и устремил взгляд на девицу с гитарой.

– Как ее зовут? – обратился он к графине Каслмейн.

– Мэри Грин. Она актриса Театра герцога. Жаждет сыграть ваши любимые мелодии в ваших личных апартаментах и доставить вам полное удовольствие.

Как только король, гвардейцы и актриса удалились, Анна стала благодарить графиню Каслмейн.

– Не благодарите меня, – ответила та, и на лице ее отразились одновременно любовь и боль. – Король обожает женщин с интеллектом и отвагой, способных бросить ему вызов. А у Мэри голова столь же пустая, сколь полная грудь. Поэтому скоро она получит отставку. Вы были бы более опасной соперницей, леди Анна, особенно потому, что не желали ни его, ни знаков его внимания. Нет большего стимула для мужского сердца, чем неприятие. – Она лукаво улыбнулась. – А теперь уходите, пока король увлечен музыкой.

– Мистрис, пожалуйста, возьмите меня с собой! – принялась умолять Анну Кейт со слезами на глазах.

– Я никогда бы тебя не покинула, милая Кейт.

– И я тоже, – сказал Джон, с улыбкой глядя на маленькую квакершу. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, отчего та залилась румянцем.

Епископ подошел к Анне, не обращая внимания на Джона.

– Не могу поверить, что девушка из рода Гаскойн могла совершить такое, – произнес он сурово, с молитвенным видом сжимая перед собой руки с крестом, будто пытался отвратить зло. – Вернись со мной в Илий сейчас же, и, когда закончится срок твоего траура, я подыщу тебе достойного мужа и устрою твой брак, разумеется, с милостивого разрешения короля. Убедить его величество в том, что легкомысленная девица образумилась, будет просто, когда истечет положенный срок.

Анна еще крепче сжала руку Джона.

– Идем же, племянница, ты должна знать, что я никогда не смог бы благословить союз с таким человеком, – добавил он, бросив смущенный взгляд на Джона. – Брак предназначен для продолжения рода, а если на это нет надежды, нет и основы для супружества.

Джон изучающе смотрел на епископа, углы его рта подрагивали в улыбке.

– А как насчет романтической любви, преподобный?

Епископ сердито засопел.

– Иллюзорная страсть для ничтожных и легкомысленных. Истинный брак – это союз двух семей, и я не сомневаюсь, что вы рассчитываете в глубине души на земли Анны.

– Мне не нужна ее собственность. Я отказываюсь от нее, – сказал Джон, и лицо его потемнело, несмотря на принятое решение относиться благодушно к этому человеку и его призванию, потому что он родич Анны.

– Неужели вы думаете, я настолько глупа, что совершенно не знаю человека, которому отдала свое сердце? Мы с Джоном давно женаты, хоть и не венчались в церкви. Мы клялись друг другу в вечной любви. Я люблю и почитаю его превыше всех мужчин и буду верна только ему, и никому другому.

Дядя с изумлением смотрел на Анну.

– Когда перед алтарем вы соединили меня и Эдварда, лорда Уэверби, я совершила грех двоемужества, потому что уже отдала свое сердце, душу и тело Джону Гилберту.

– Племянница, боюсь, твоя бессмертная душа попадет в ад из-за этих слов!

Анна выпрямилась во весь рост.

– Лучше попасть в ад после смерти, чем жить в аду здесь, на земле! Я прошу вашего благословения, дядя, как у любимого брата моего отца.