Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

— Ну, я не знаю, будет ли он нашим или отойдет нашим детям — а может, внукам, — добавил он, улыбаясь краешком рта. — Я решил, если что случится — я вообще-то не думаю, что случится, имей в виду, но если вдруг, — то мне будет радостно, что я положил начало. На всякий случай.

Несколько мгновений я просто смотрела на него, пытаясь понять, что он хочет этим сказать.

— Если что случится… — повторила я медленно и посмотрела на восток, где очертания нашего дома виднелись сквозь деревья. Из трубы вырывался белый дымок и рассеивался в мягкой зелени каштанов и елей. — Если он действительно… сгорит, ты имеешь в виду. — Желудок сжался в комок просто оттого, что я облекла эту мысль в слова.

Я снова посмотрела на него и поняла, что упоминание о пожаре напугало и его тоже. Однако он вел себя как типичный Джейми: просто делал что мог, несмотря на приближение катастрофы.

— Тебе нравится? — повторил он, пристально глядя на меня. — Я имею в виду место. Я могу выбрать другое.

— Здесь очень красиво, — сказала я, чувствуя, как слезы щиплют глаза. — Просто волшебно, Джейми.

* * *

Разгоряченные после подъема, мы присели в тени огромной тсуги и наслаждались будущим видом из наших окон. Наконец нарушив молчание в отношении нашего ужасного будущего, мы нашли в себе силы его обсудить.

— Дело даже не в том, что мы можем умереть, — сказала я. — Или не только в этом. Дело во фразе: «Не оставили после себя детей». Вот что меня по-настоящему пугает.

— Что ж, я понимаю тебя, саксоночка. Хотя идея о том, чтобы умереть, мне не очень нравится, и я намерен этого избежать, — заверил он меня. — Но подумай. Это не обязательно значит, что они погибли. Они могли просто… уйти.

Я глубоко вдохнула, стараясь принять это предположение без паники.

— Вернуться. Ты имеешь в виду вернуться назад. Роджер и Бри. И Джемми, надо думать. Мы предполагаем, что он может… может путешествовать сквозь камни.

Джейми коротко кивнул, его руки были обвиты вокруг коленей.

— После того, что он сделал с опалом? Да, надо думать, что он может.

Я кивнула, вспоминая историю с опалом: Джемми держал его в руках, жалуясь, что камень становится все горячее у него в руках, пока тот не взорвался, разлетевшись на сотни крошечных острых осколков. Да, пожалуй, мы должны предполагать, что он тоже может путешествовать во времени. Но что, если у Брианны будет еще ребенок? Мне было совершенно ясно, что они с Роджером хотят еще одного — по крайней мере, Роджер хочет, а она не против.

Мысль о том, что я могу потерять их, была мучительной, но такую вероятность нужно было рассмотреть.

— Похоже, это ставит нас перед выбором, — сказала я, пытаясь сохранять самообладание и объективность. — Если мы умрем, они уйдут, потому что без нас у них нет причин здесь оставаться. Но если мы не умрем, уйдут ли они? Я хочу сказать, не лучше ли будет отослать их домой? Из-за войны тут будет небезопасно.

— Не будет, — согласился он тихо. Он сидел, склонив голову, и пряди непослушных рыжих волос торчали у него на макушке. Эти вихры достались по наследству и Бри, и Джемми.

— Я не знаю, — сказал он наконец и поднял голову, глядя в голубую даль между небом и землей. — Никто не знает, саксоночка. Будет день, будет пища.

Он повернулся и накрыл мою ладонь своей с улыбкой, в которой было поровну боли и радости.

— Между нами так много призраков, саксоночка. Если невзгоды прошлого не могут причинить нам зла, то и страхи перед будущим не должны. Мы просто должны оставить все это позади и двигаться дальше. Да?

Я положила руку ему на грудь — очень легко, это было не приглашение, мне просто хотелось ощутить его присутствие. Кожа Джейми была прохладной от пота, но он помогал копать могилу — жар от работы горел в мышце внутри.

— Ты был одним из моих призраков, — сказала я. — Так долго. И я так долго пыталась оставить тебя позади.

— Значит, пыталась? — Его рука легла мне на спину, бессознательно двигаясь вверх и вниз. Я знала это прикосновение — острое желание дотронуться, просто чтобы убедиться, что второй был здесь, во плоти.

— Когда я оглядывалась назад, мне казалось, я всего этого не переживу. Это было непереносимо… — Воспоминания встали комом в горле.

— Я знаю, — мягко отозвался Джейми, касаясь моих волос. — Но у тебя был ребенок… и муж. Было бы неправильно отвернуться от них.

— Было неправильно отвернуться от тебя. — Я моргнула, но слезы уже бежали из глаз. Он притянул к себе мою голову и принялся нежно облизывать мое лицо, это настолько застало меня врасплох, что я рассмеялась на середине очередного всхлипа и чуть не подавилась.

— Я люблю тебя, как мясо любит соль[51], — процитировал он и тихо засмеялся. — Не плачь, саксоночка. Мы здесь вместе сейчас: ты и я. Все остальное пустяки.

Я прижалась лбом к его щеке и обхватила Джейми руками. Мои ладони легли ему на спину, и я провела ими от лопаток до талии, легонько-легонько, останавливаясь на каждой выпуклости, каждом изгибе и не замечая шрамов, изрезавших кожу.

Он прижал меня к себе и глубоко вздохнул.

— Ты знаешь, что на этот раз мы женаты почти вдвое больше, чем в прошлый?

Я отклонилась назад и, чуть нахмурившись, посмотрела на него с сомнением, как бы соглашаясь сменить тему.

— А разве мы не были женаты в промежутке?

Вопрос застал Джейми врасплох: он тоже нахмурился и задумчиво провел пальцем по обгоревшему носу.

— Что ж, это, пожалуй, вопрос для священника, — сказал он. — Надо думать, мы были, но в этом случае получается, что мы оба прелюбодеи.

— Были прелюбодеями, — поправила его я, ощущая легкий дискомфорт. — Но на самом деле не были. Отец Ансельм так сказал.

— Ансельм?

— Отец Ансельм, францисканский монах в аббатстве Святой Анны. Но ты, наверное, его не помнишь, ты был очень болен тогда.

— О. Я припоминаю его, — ответил он. — Он приходил и сидел со мной, когда я не мог уснуть. — Джейми криво улыбнулся: это не то время, которое ему хотелось бы вспоминать. — Ты ему очень нравилась, саксоночка.

— Да? А как насчет тебя? — спросила я, пытаясь отвлечь его от воспоминаний об аббатстве. — Тебе я не нравилась?

— О, ты мне очень нравилась, — заверил он. — Хотя сейчас ты нравишься мне даже больше.

— Вот как? — Я горделиво приосанилась. — Что же изменилось?

Он склонил голову