Байки "Скорой помощи" - Андрей Шляхов

– Здравствуйте, доктор, – пролепетал больной. – Помогите…

– Сейчас поможем, – пообещал Данилов. – На что жалуетесь?

– Хреново мне, совсем…

– Ясно. Аллергия на медикаменты?

– На спирт, – попытался пошутить пациент, – со вчерашнего дня.

– Хронические заболевания есть?

– Панкреатит, – попытался улыбнуться больной. – Профессиональное заболевание, можно сказать…

Данилов хотел было осведомиться о профессии пациента, как вдруг, исключительно по улыбке, узнал одного из своих любимых артистов, преимущественно игравшего простых, надежных мужиков, которым по плечу любое дело. Дома у Данилова лежал в ожидании просмотра диск с новым фильмом о Гражданской войне, в котором артист сыграл главную роль.

На экране он был крепким, широкоплечим, пышущим мощью, а в жизни оказался совершенно другим, потому-то Данилов и не узнал его сразу.

– Сто шестьдесят на сто, – сказал Данилов, измерив давление артиста. – Это для вас повышенное?

– Наверное, впрочем, не знаю…

Сердце пациента бухало, как кузнечный молот, а в легких было полным-полно хрипов. Печень выступала из-под ребер на три пальца и была болезненной при пальпации. Пахло от артиста нехорошо – перегаром и кислым потом.

На всякий случай Данилов при помощи Веры наложил на артиста электроды и снял кардиограмму. Кардиограмма оказалась в порядке, если не считать единичных экстрасистол – внеочередных сокращений сердца.

– Вам бы в больницу… – предложил Данилов, заранее зная, что пациент наотрез откажется.

– Что – так плохо? – спросил мужчина, встречавший бригаду.

– В совокупности, – туманно ответил Данилов. – Надо бы обследоваться, подлечиться.

– Не могу, – покачал головой артист и перевел полный тоски и страдания взгляд на мужчину. – Миша, объясни…

– У него завтра, то есть уже сегодня самолет, – сказал мужчина, которого звали Мишей. – Надо лететь в Прагу, на съемки. Нельзя ли подлечить его на дому? Наша благодарность…

– Не надо благодарности, – остановил его Данилов, подходя к ящику, стоявшему на стуле. – Вера, ставь пока капельницу с физраствором…

Пока Вера налаживала капельницу, остроумно приспособив для подвешивания раствора один из крюков для самурайского меча, Данилов набрал в два двадцатиграммовых шприца «коктейли» из витаминов, гепатопротекторов, стабилизаторов и детоксикантов, а в пятиграммовый шприц – две ампулы мочегонного.

После того как все было отправлено по вене в страждущий организм, Данилов снова измерил давление и сказал Вере:

– Магнезию внутривенно.

«Медленно» можно было не добавлять, не с новичком имел дело.

С четверть часа Данилов провел у постели артиста, только уже не на коленях, а сидя на еще одном, принесенном Мишей стуле. Болтал с пациентом о всякой всячине, одновременно внимательно наблюдая за его состоянием. Разговор – один из лучших способов мониторинга, по тому как внятно, осознанно и быстро человек ведет беседу, можно оценивать даже незначительные изменения его состояния.

В конце лечения артист прямо-таки ожил и стал похож на себя, экранного. Давление снизилось до классических ста двадцати на восемьдесят, сердце стучало ровно и без надрыва. Исчезла бледность, кожные покровы стали сухими.

– Пейте сегодня больше чая, – посоветовал Данилов. – Непременно – сладкого, лучше – с вареньем. И лимон неплохо добавить. В ближайшие три часа в туалет по маленькому бегать придется часто…

– Я знаю, не впервой…

– Вот и хорошо.

На прощанье артист пожал Данилову руку и проникновенно поблагодарил:

– Спасибо вам, спасли вы меня.

– Пожалуйста, – вежливо ответил Данилов.

У входной двери Миша попытался вручить Данилову стодолларовую банкноту.

– Мы мзды не берем, – блеснул знанием искусства Данилов, перехватывая его руку. – Нам за державу обидно.

– Как знаете, – не стал настаивать Миша.

– Не захотели брать денег с любимого артиста? – спросила Вера, когда лифт поехал вниз.

– Был у меня наставник, доктор Грунин, – вспомнил Данилов. – Так он учил меня никогда не брать денег у юристов, артистов и педерастов. Чревато плохими последствиями. И всю свою «скоропомощную» жизнь я следую этому завету.

Данилов пожалел, что не посмотрел раньше последний фильм с участием артиста. Он чувствовал, что теперь, после встречи с артистом на вызове, просмотр не доставит ему ожидаемого удовольствия.

Следующий вызов был к «соседям». В женском следственном изоляторе врач диагностировала острое нарушение мозгового кровообращения у одной из своих подопечных и вызвала «скорую» для транспортировки больной в стационар.

– Это – финиш! – кратко высказался Петрович, подразумевая, что вызов, полученный в половине пятого утра, будет последним в эту смену.

Из следственного изолятора больную могли принять лишь в одной из городских больниц – в сто двадцатой, где наличествовало специальное отделение с милицейской охраной.

– Как знать, – Данилов не любил загадывать, – можем и на обратном пути словить чего-нибудь.

– По пути или по твоей пищалке? – уточнил Петрович.

– И так, и так, – ответил Данилов.

– А я никогда не была в следственном изоляторе! – Вера высунула голову в водительский отсек.

– Твое счастье, – порадовался за нее Данилов, а Петрович тут же изрек народную мудрость:

– Кто не был – тот побудет, кто был – тот не забудет.

Данилов дважды был в этом следственном изоляторе. Оба раза вывозил больных. Ничего особенного. По изобилию железных дверей, решеток на окнах и людей в форме изолятор смахивал на военную часть, в которые Данилова иногда заносило во время дежурств.

Доктор (а может быть, и фельдшер) в медпункте следственного изолятора оказалась неожиданно молодой и даже красивой. Зеленоглазая блондинка, похожая на русалку из сказки. Данилову она понравилась, ему вообще нравились красивые и неглупые женщины. Красивых и глупых он старался игнорировать.

Осмотр пациентки, у которой среди ночи заболела голова, а вскоре отнялась речь и перестала двигаться левая рука, занял пять минут.

– Сопровождение ждет у машины, – сказала «русалка».

Данилову с Верой даже не пришлось нести носилки – загрузку больной в машину осуществили два прапорщика.

– А я думала, что здесь только женщины работают, – удивилась Вера.

– Смотря где, – обернулся один из прапорщиков.

– На въезде нас тоже встречали мужчины, – сказал Данилов.

– А я не обратила внимания.

Сопровождающей оказалась невысокая коренастая, лет сорока, женщина в форме с погонами прапорщика.