Ястреб на перчатке - Александр Рау

Риккардо честно попытался разобрать написанное. Не смог. Вернул листы владельцу.

— Твой почерк понятен только тебе. Расскажи Патриции о своей газете.

— О вашей, граф, — поправил его студент.

— Ты ее делаешь, значит — она твоя.

— К сожалению, — начал студент, — читателей пока мало, и новости до графства доходят с большим опозданием. Мы публикуем в газете указы короля и монсеньора. Кроме того, я рассказываю о важных событиях внутри королевства и в соседних графствах, публикую светскую хронику, например сообщения о помолвках, свадьбах и разводах. Купцы размещают объявления о товарах и их стоимости. Тираж целых двести экземпляров! — гордо закончил Луис — Рассылаем по всей Маракойе.

Он провел гостей в помещение, где располагалась гордость типографии — печатный станок и наборы шрифтов.

— Всего тридцать лет назад остийцы изобрели печатный станок, над создателем его смеялись, а теперь мы в Кардесе выпускаем газету — их во всем Камоэнсе лишь три выходит — и собираемся печатать книги, — разглагольствовал студент, о любимом деле он мог говорить сутки напролет.

— Ваш город преподносит мне сюрприз за сюрпризом, — улыбнулась Патриция, когда они вышли на свежий воздух. Зыбкое перемирие было восстановлено.

— Стараюсь, — ответил де Вега.

Пат разрешила подсадить ее в седло.

— И где вы его нашли? — спросила она.

— А разве не видно? — рассмеялся Риккардо. — Бывший студент Мендорского университета. Богослов. Увлекался наукой во вред штудированию священных книг, вот и выгнали.

В раскрытых воротах резиденции их встретил Хуан — конюший.

— Граф Риккардо, — сказал он, — в город зашел Странник. Вы просили доложить, если это случится.

— Спасибо, Хуан. Где он остановился? — спросил Риккардо.

— На заднем дворе таверны «Тучный Бык».

— Сеньора, — он обернулся к Патриции, — вы еще не устали?

— Нет, — улыбнулась она. — Что вы на этот раз мне приготовили? Странствующего волшебника?

— Не совсем. Скорее поэта-предсказателя.

— Вы меня заинтересовали. Кто он, этот Странник? Это не имя, а прозвище.

— Не знаю, он никогда не задерживался в Осбене надолго, и его не удавалось разговорить. Иногда он кажется мудрецом, иногда безумцем. Имя? Он сам так себя называет.

На вывеске таверны красовался упитанный бычок, целиком насаженный на вертел. Но сегодня не яства и напитки влекли посетителей, а Странник. Трактирщик не обижался — наверное, потому что все, ждущие своей очереди, пропускали по кружечке-другой пива.

В таверне было не протолкнуться, но посетители расступились, давая им дорогу. Патриция поднесла к лицу надушенный платок, дышать здесь с непривычки было трудно. Она уже успела пожалеть, что согласилась на это предложение.

— Нам сюда, — Риккардо открыл дверь и пропустил ее вперед.

Они оказались на заднем дворе. Дышалось здесь гораздо легче, чем в таверне.

Странник сидел на сеновале, рядом с ним — кувшин молока и блюдо с мясом и хлебом. Еще один кувшин, с пивом, ждал своей очереди.

Странник был мужчиной неопределенного возраста, ему можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Все зависело от того, улыбается он или нет.

На нем была льняная рубашка, украшенная искусной вышивкой, явно какая-то вдовушка постаралась, и потертые штаны неопределенного цвета. Сидел он на расстеленном плаще. Руки, это было видно даже через ткань, от плеч до кистей были разрисованы разноцветными узорами. На крюке, вбитом в столб, висел редкий в этих краях инструмент — далмацийская восьмиструнная гитара. Пат узнала ее, Альфонс любил играть на такой.

— Здравствуй, — вежливо поприветствовал его де Вега.

— И тебе привет, граф, — небрежно кивнул ему предсказатель.

— На какой тарабарщине вы изъясняетесь? Слова вроде бы знакомы, но смысл ускользает. Ничего не понимаю. — Пат не могла быть сторонним наблюдателем.

— Это панцайский, — шепнул Риккардо, — язык империи — родоначальницы Благословенных земель. Сейчас его знают лишь редкие книжники.

— Ты — книжник, допускаю, но этот бродяга?..

— Помолчи, Пат. Вопросы потом, — невежливо оборвал ее де Вега.

Она сделала вид, что обиделась.

— Мы пришли узнать, что ты видишь в нас, в наших душах и сердцах, Странник, — обратился к нему Риккардо.

Предсказатель во время их перепалки продолжал обедать. Услышав просьбу, неспешно дожевал кусок и пересел на очищенное от коры бревно напротив себя.

— Садитесь.

Риккардо расстелил на бревне свой плащ. Патриция замешкалась на секунду, но села. Интерес переборол чувство собственного достоинства. Дама на бревне. Если бы ее видела Анна. Анна… Навернулись слезы.

От горьких мыслей отвлек Странник. Он смотрел то на Риккардо, то на нее, потом вновь на Риккардо. Взгляд его больших черных глаз завораживал — казалось, тебя видят насквозь, изучают, словно интересную картинку.

Пат вдруг почувствовала себя неуютно, ей захотелось встать и уйти.

Предсказатель бросил одну фразу.

— Он говорит, — удивленно перевел Риккардо, — для нас двоих у него один стих.

Странник прикрыл глаза и начал читать. Его голос был красив и мелодичен.

Риккардо переводил:

Не осталось ни сил, ни ощущения боли,

Тоской изъедена душа, как личинками моли.

Все катится в пропасть, причем уже не в первый раз,

И равен нулю смысл дружеских фраз.

Все кому-то подарено, потеряно, продано.

Сердце, кровью облитое, за ужином подано.

Остались только грязь на дне карманов одежды

И какое-то чувство, что-то вроде надежды[26].

Патриция с облегчением вздохнула, когда поэт замолчал. Строки били прямо в истерзанную душу, больно раня, будя воспоминания, так, что брызгала кровь из-под старых шрамов.

Оправившись от нахлынувших эмоций, Пат посмотрела на Риккардо, он был спокоен и печален.

— Спасибо. — Риккардо встал и потянул ее за собой. Сделал шаг к предсказателю, оставил рядом с поэтом мешочек золота.

Странник открыл его, достал один золотой, остальное кинул назад графу.

— На пиво мне этого больше чем достаточно, — сказал он на чистом камоэнском. Патриция вздрогнула. — Удачи, граф, она тебе пригодится! — сказал поэт на прощание и добавил: — Красивая у тебя жена, Риккардо!

— Она мне не жена, — поправил его де Вега. Поправил быстро. Так, что Пат даже не успела возмутиться. Странник лишь улыбнулся в ответ.