Наше дело - табак - Илья Рясной

— Россия, вон отсюда!

И начнется ад.

Поэтому любое обострение ситуации, нагнетание проблем в Полесской области для страны крайне опасно;

И Ушаков, и другие сотрудники силовых структур отлично понимали это.

…Зашевелилась не только милиция. Ушакову стали названивать знакомые из областной администрации и как бы невзначай наводить справки — что, как и чем кончится.

Заместитель прокурора области тоже, позвонив утром по телефону, долго расспрашивал начальника уголовного розыска: как дела обстоят, что он об этом всем думает?

— Велика сила искусства, — ответил на это Ушаков. — Одной телепередачи хватило, чтобы наше болото расшевелить.

— Ладно, это все политика. Лев Васильевич, у меня ходатайство от адвокатов Петра Смагина об изменении меры пресечения, — проинформировал заместитель прокурора. — Основания для содержания под стражей там слабоватые.

— Ну так отпускайте, — сказал Ушаков.

— Ты серьезно?

— Серьезно… Только день подождите…

Азбука сыска — если не можешь посадить, сделай вид, что отпускаешь. А Ушаков умел делать хорошую мину при плохой игре.

Договорились отпустить Дона Педро на следующий день. Следователь областной прокуратуры подъехал в УВД и ждал, пока Ушаков в своем кабинете с глазу на глаз беседовал со следственно-арестованным.

Тот уже пообвыкся со своим новым положением. И руки за спиной при передвижении держал без напоминаний. Многочисленные свидания с адвокатами его обнадеживали, Но Ушаков быстро опускал ему настроение.

— Ну, что скажешь? — спросил начальник уголовного розыска

— Что не виноват, — пожал плечами Дон Педро. Он уже язык стер, повторяя одно и то же.

— А если вдруг я поверю тебе? Дон Педро усмехнулся:

— Когда вы кому верили?

— Верил. Бывало, люди, которым я верил, меня обманывали… Теоретически я тебе верю. Представляешь, оковы стальные падут, засовы рухнут. Ты выходишь на свободу. И что?

— Я скажу спасибо. — Дон Педро жадно облизнул губы.

— Только вопрос остается открытым — кто убил Глушака?

— Я не знаю. Сколько можно повторять? — Дон Педро сидел на стуле, и каблук его ботинка выбивал быструю нервную дробь по паркету.

— Правильно. Ты не знаешь… Поэтому, хоть ты и поколебал мою уверенность в том, что замешан в убийстве, но мне нужен кто-то, кто ответит за все это. А ты подходишь для такой роли.

— И вы будете держать за решеткой невиновного?

— И еще в суд отправлю. И осудят тебя, — хмыкнул Ушаков. — Короче, имеешь шанс выйти. Но при условии — мне нужен реальный кандидат.

— Реальный?

— Да.

Дон Педро сжал кулаки. Помолчал. Потом воскликнул:

— Отрежут мне язык!

— Ты за свою свободу беспокойся. То, что скажешь, туги умрет.

— А вы знаете, зачем Глушак в Германию летал?

— Искать концы денег «Квадро», — сказал Ушаков.

— Вот именно. А как он мог их найти?

— По банковским операциям. Обладая большими связями, он попытался проследить путь денег.

В свое время, отрабатывая эту версию, уголовный розыск направил в немецкую полицию поручение проследить контакты Глушко и Сороки, установить связи, но ничего путного из этого не вышло.

— Он что, один на белом свете пытался проследить их? — воскликнул Дон Педро. — Глушака что, одного кинули? Нет, кинули людей, у которых тоже немалые возможности и прекрасные связи за рубежом. Но все они бессильно подняли руки. Они ничего не узнали. Ничего! А Глушак узнал!

— И что с того? — спросил Ушаков.

— Значит, у него была нить.

— Какая такая нить?

— Какая-то была. — Дон Педро потер грудь, скривившись. — Что-то сердце прихватывает.

— Какая нить? — повторил начальник уголовного розыска.

— Скорее всего деньги шли через счета тех, с кем у него были деловые контакты.

— И что?

— Инесса говорила, будто Глушак кричал о предательстве. Правильно?

— Правильно.

— Предают только близкие люди. Значит, кто-то из близких… Я справки наводил. Первый, кого хотел видеть Глушак по возвращении из Германии, был Арнольд.

— А Плут?

— А Плута он видеть не хотел. Почему?

— Ты считаешь, Плут с Сорокой кинули всех, — кивнул Ушаков.

— Вряд ли вдвоем. Еще кого-то подвязали. Из крутых. На такой фокус пойти — это… — Дон Педро не договорил, только выразительно прищелкнул пальцами.

Нельзя сказать, что для Ушакова это было откровением. Нечто подобное он допускал.

— Все это голословно, — заметил он.

— Вы просили совета…

— Какой совет? Помощь нужна.

— Какая?

— Что знаешь о финансовых партнерах Глушака, Плута. Как ходили деньги «Востока». Ты же их компаньон. Должен знать.

— Меня дальше прихожей в их делах не пускали.

— Не прибедняйся… Давай, бизнесмен.. Вспоминай… Слово даю: говоришь что-то небесполезное — сегодня жрешь жареных жаб в «змеевнике» и тискаешь Инессу.

— Инессу… — Дон Педро передернул плечами. — Я к этой суке на километр теперь не подойду.

— От любви до ненависти один шаг, — хмыкнул с пониманием Ушаков.

— Сейчас. Подумаю. — Нога Дона Педро стала выбивать по паркету еще более частую дробь..

— А ты не думай, дружище. Ты говори… И паркет мне ногой не продолби.

— Вот черт! — Дон Педро хлопнул себя ладонью по колену. И начал вспоминать.

Вспоминал он усердно. Называл людей. Банки. Ушаков напрягал его, пока тот не иссяк, как бидон, из дырки в котором вытекла последняя капля воды.

— Все?

— Все, — Дон Педро вытер носовым платком выступивший на шее пот.

— Тогда к следователю — и свободен.

Дон Педро выдохнул, будто из него выпустили воздух. Как-то обмяк. Он был в диком напряжении все эти дни, и теперь из него .как бы выдернули державший его штырь.

— Не вру, — заверил Ушаков. — Ты правда свободен. Надолго не прощаюсь.

— Надеюсь больше с вами не встретиться, — произнес Дон Педро.

— Напрасно. Встретишься. И раньше, чем думаешь.

— Почему?

— Потому что мы теперь друзья. Ты человек мыслящий. Можешь иногда нас проконсультировать.