Кольцо с тайной надписью - Валерия Вербинина

– Не смеши меня, следак. Никакого ранения я не имитировал. Это один из болванов-полицейских, когда началась заваруха, промахнулся и попал в меня вместо бандитов. Скотина.

– Да? Что ж, это, наверное, тот редкий случай, когда человек промахнулся и угодил прямо в яблочко.

– Вы ему еще награду за это выдайте.

– Почему вы в тот день последовали за Зарубиным?

– Он слишком оживленно говорил с кем-то по сотовому, а когда закончил, сказал мне, что в деле возник новый свидетель, который знает имя главаря. Я купился, как последний идиот. Мог же понять, что это обыкновенная подстава.

– Ольгу Славную и ее сожителя, Покровского, вы нарочно убили при задержании, чтобы они не могли вас выдать?

– Думайте что хотите, мне все равно. Я не намерен помогать вам топить меня.

– Этого, конечно, вы делать не обязаны, но, может быть, вы все-таки объясните мне, зачем вы это делали? Сослуживцы до сих пор не могут поверить, что вы стояли во главе банды. Люди уважали вас, у вас было столько наград, и платили вам вовсе не мало. А вы стали похищать людей, вымогать деньги и потом хладнокровно убивали свои жертвы. Зачем?

– Я не стану отвечать на этот вопрос.

– Когда вы решили убить ювелира Барсова?

– Сначала я узнал, что с трупа Ларисы Востриковой исчезло обручальное кольцо. Оно было слишком заметным и могло навести на наш след. Я сразу же понял, что тут поработал этот жадный гаденыш, Покровский. Хотя я всегда строго-настрого наказывал: личные вещи убитых не брать, это слишком чревато. Но он взял его для своей подстилки, в которой души не чаял. Я наорал на него и велел вернуть кольцо мне. Через пару дней он признался, что его подружка отдала кольцо ювелиру – стереть надпись и немного переделать. У нее же пальцы были как сосиски, блин.

– Дальше, прошу вас.

– Когда Славная надавила на ювелира, он признался, что кольцо у него сперли, когда он ехал в метро. И я понял, что возникла проблема, которую надо срочно решать. Я послал ребят разобраться с ювелиром и заодно приказал им избавиться от щипача. Мало ли что он мог выболтать ментам… Скажите, а правда, что именно это кольцо меня погубило? Это так?

– Да.

– Так я и думал. Мне еще в детстве цыганка нагадала, что кольцо принесет мне несчастье. Ну что ж, чему быть, того не миновать. Передайте этому, как его, капитану Ласточкину мои поздравления.

– Нет, ну я не могу в это поверить! – возмущается Станислав Зарубин в один из тех прекрасных августовских дней, которыми нас нечасто, но все же время от времени одаряет своенравное московское лето. – У нас были разногласия, это так, и бывали времена, когда я на дух тебя не выносил, но чтобы вот так взять и запросто начать подозревать меня в том, что я продался… Да ты в своем уме вообще или как?

– Ну извини, Стас, – сказал Ласточкин примирительно. – Что я должен был думать, а? Засаду-то ставил ты, когда Герман Востриков должен был отдавать выкуп за жену.

– Там был не только я!

– Все равно, я решил подстраховаться…

– И решил, что это я, не имея на руках даже тени доказательства! Замечательно! Извини, капитан, но, по-моему, ты слишком много на себя берешь!

– Да ладно тебе, – отмахнулся Ласточкин. – Главаря банды мы нашли? Нашли. Банду обезвредили? Обезвредили. Дело сделано, можно жить дальше.

– Ну да, – вздохнул Зарубин. – Только вот повышения нам не видать как своих ушей. Сам знаешь, наверху ужас как не любят, когда открывается, что в преступлениях были замешаны свои, а тут такое резонансное дело…

– А Фортунатов? – спросила я. – Ведь ты же в конце концов нашел, кто его убил…

– Там еще хуже, – мрачно ответил следователь. – Пресса не верит, что все произошло именно так, как произошло, и хором обвиняет нас, что мы кого-то покрываем.

Данные различных видеокамер, в обзор которых попал дом, в котором жил актер, позволили точно установить, что незадолго до того времени, когда он был убит, никто в подъезд не входил. Получается, что либо убийца долго сидел в засаде и ждал момента (но жильцы уверяли, что не заметили в доме никого постороннего), либо убийцей просто-напросто оказался кто-то из соседей.

– Короче, это был сосед с того же самого этажа, – с отвращением произнес Стас. – Которого актер хорошо знал и впустил в дом, не опасаясь. И знаешь, из-за чего Фортунатов погиб? Потому что пнул собаку, представь себе. Накануне вечером, сбив девушку, он вернулся домой, весь на взводе, вышел из машины, и к нему подбежала маленькая собачка, с которой гуляла подружка соседа. Актер пнул собаку, наорал на девушку и поднялся к себе. Девушка в слезы, принялась жаловаться своему парню, когда он утром вернулся домой из ночной смены. Он вскипел – собачка совсем маленькая, не больше кошки, полной свиньей надо быть, чтобы ее ударить, – и пошел разбираться с Фортунатовым. Они начали драться, а сосед – мужик здоровый, ну и… Актер сильно ударился и получил перелом шеи, от которого скончался на месте. Но, понимаешь, поскольку публика ждала какой-то сенсации, трагедии, мести, разборок из-за бабы, на худой конец, а оказалось, что все было совсем не так… короче, все разочарованы и строят версии какого-то немыслимого заговора. А на самом деле все было очень просто. Будь сосед не таким здоровяком, Фортунатов отделался бы парой синяков, откупился бы от семьи девушки, которую сбил, и вовсю хорохорился бы в телевизоре, давая очередное интервью. Но ему не повезло, и его жизнь попросту закончилась.

Мы с капитаном переглянулись.

– А ведь мы видели убийцу, когда приехали в то утро, – напомнила я. – Помнишь? Молодой человек, который выходил из подъезда, держа на руках собачку. Я еще машинально отметила, какой он высокий…

– А как ваше дело, ну, с Тицианом? – спросил Зарубин. – Слышал я, будто картина должна была поступить в Пушкинский музей, да что-то там застопорилось. Что, владелец передумал?

– Нет, – покачал головой Ласточкин. – Там теперь идет драка за наследство. Мать резво ринулась в бой за состояние дочери и пытается оспорить завещание. А поскольку наследнику абсолютно все равно, получит он деньги Насти или нет, то весьма возможно, что мадам выиграет дело, и тогда картина вскоре окажется на каком-нибудь аукционе.

– Какие страсти вы мне тут рассказываете, – вздохнул Зарубин. – Да, Тициана, я думаю, нам больше не видать. Слишком ценная вещь.

– Самое смешное, что там, похоже, был не только Тициан, – говорю я. – Эксперт, который дружит с моей мамой, изучил архивы и обнаружил, что у графа Караваева были и Тинторетто, и Виже-Лебрен, и даже Рубенс. Но в революцию все они исчезли, зато после расстрела графа обнаружилось где-то с полсотни полотен его собственной работы. В последующие годы большая их часть пропала, и, похоже, навсегда. Из того, что осталось, четыре работы точно принадлежат графу и не являются маскировкой старых картин, а о судьбе пятой ты знаешь сам. Из-за нее Настя и погибла.