Метро 2033. Пасынки Третьего Рима - Татьяна Живова

«Костя – чист! – тут же подумалось ему. – Несмотря на все, что он пережил и перенес в рабстве – он чист!.. Гай и компания?.. Хм… Ну… возможно. А вот эти, называющие себя «чистыми» людьми и гордящиеся своей чистокровностью? Они – КТО?..»

– Повезло, говоришь? – Мазюков непонятно сощурился. – Что ты имеешь в виду, крысеныш?

Марк буднично пожал плечами, в очередной раз пропустив мимо ушей обидный и презрительный тон «олигарха».

– А то, что, окажись вы после Удара на одной из наших станций… вас бы сейчас тоже называли паршивым мутом… И это еще в том случае, если бы вы выжили после эпидемии, сделавшей нас такими. А ваша дочь была бы сейчас такой же, как я… если бы вообще сумела род…

– МА-АЛЧАТЬ!!! – рявкнул Мазюков, вскакивая с места.

Лицо его побагровело. Он сгреб Крыса за полы безрукавки и, приблизившись к нему почти вплотную, яростно прошипел, брызгая слюной:

– Крысий выродок, я бы тебя с наслаждением удавил собственными руками! Прямо здесь и сейчас! И черт с ним, с этим вознаграждением от яйцеголовых, не так уж оно мне и нужно! Но я уже обещал тебя им, а Мазюков свое слово держит!.. На цепь его! – бросил он охранникам. – И запереть! Договорюсь – частным рейсом дрезины повезете паршивца в Полис! И чтобы мне ни слова посторонним, поняли?

– Так точно! – гаркнули охранники. И, с привычной ловкостью сбив Крыса с ног, поволокли его в сторону подсобных помещений, попутно награждая тумаками.

– Сильно не бейте! – крикнул им вслед Мазюков, выходя из «офиса». – И чтоб не по морде! А то весь товарный вид ему испортите!

…Никто из «чистых» даже не заметил, как позади них от дощатой стены отлепилась маленькая детская фигурка в бедной, сильно поношенной одежде и, сверкая грязными босыми пятками и черными глазенками-вишнями, помчалась в сторону перехода в Атриум.

«Скорее, морэ[17], твоего друга схватили и хотят увезти от тебя! Спеши, морэ, спеши!..»

В это же время на минус третьем уровне Атриума

– У тебя Квазимодо скоро совсем переселится на тренировочную площадку, – хмыкнул Кевлар, плюхаясь в обшарпанное кресло на краю означенной площадки. – Перекус он уже с собой берет, настанет время – и спать тут же будет… Валерка, пощади парня!

Шаолинь даже не повернул головы в его сторону, продолжая наблюдать за пока еще не слишком умелыми действиями ученика, отрабатывавшего приемы владения копьем.

– Резче замах! – слышались отрывистые команды тренера. – Резче! И не цепляйся за древко, словно утопающий! Копье должно летать в руках!.. Стоп! Как ты ноги ставишь? Собьют ведь, и мяукнуть не успеешь!.. Еще раз!

Квазимодо, сосредоточенно закусив губу и сверкая булатной сталью в упрямых глазах, послушно останавливался, снова и снова повторял все, что у него не получалось.

– Упорный у тебя падаван! – похвалил Кевлар.

Кореец в ответ только дернул плечом. После гибели лучшего друга и соперника по ежедневным словесным пикировкам Шаолинь как-то разом посуровел, замкнулся в себе, перестал по своему обыкновению хохмить и ехидничать. И если раньше он гонял своих юных подопечных на тренировках с сильно облегчавшими процесс обучения веселыми шуточками и беззлобными подначками, то теперь он превратился в сущего тирана. Когда коллеги однажды попеняли ему на то, что он совсем замордовал мальчишек, кореец вдруг непривычно ощерился и стал похож на рассерженного дикого кота.

– Я учу их защищать себя и свои жизни! – прошипел он, сузив и без того узкие глаза. – Станут они нашей сменой на Арене или нет – покажет время. Но я не хочу, чтобы однажды кто-нибудь из них так и остался лежать на этой гребаной арене!!! Как… как Димка!..

Крыть было нечем. Гладиаторы только развели руками, но от товарища и его «шаолиньских методов воспитания» отстали. Тем более что, как выяснилось, Крыс и Квазимодо, несмотря на сильно возросшие трудности учения, и сами не имели ничего против столь жесткого режима. Они-то – в отличие от старших товарищей – все понимали. И не обижались на своего наставника. Особенно Костя. Квазимодо вообще – как оказалось – отличался редкостной чуткостью. Просто далеко не всем это открывалось.

Шаолиню – открылось. В тот самый день, когда черкизонец устроил ему грандиозную встряску и просто-таки силком, за шкирку вытащил из депрессии после потери друга и заставил вернуться к нормальной жизни.

С тех пор гладиаторы стали замечать, что к Квазимодо кореец относится с чуть большей теплотой и заботой, чем к его более «толстокожему» и даже на вид колючему другу-мутанту.

Что, впрочем, ничуть не мешало ему гонять их обоих на тренировках и в хвост и в гриву, невзирая на симпатии.

…Наконец, более-менее удовлетворившись результатами, Шаолинь остановил ученика и объявил перерыв. Костя аккуратно прислонил копье к одной из колонн и подошел к старшим товарищам.

– Спасибо, – сказал он, принимая от Кевлара полотенце и вытирая влажный лоб.

Он хотел сказать что-то еще и уже повернулся к наставнику, как внезапно со стороны переходов к станциям донеслись пронзительные крики и ругань охранника. А потом по бетону торопливо загрохотали его ботинки.

– А ну, стой, мелкий бандит! – взревело иерихонской трубой. – Стой, говорю, хуже будет!!!

Послышался приближающийся топоток маленьких босых пяток, и вдруг из-за поворота коридора к насторожившимся и недоумевающим гладиаторам вылетел встрепанный и запыхавшийся черноголовый мальчуган в сбившейся набок растерзанной рубашонке. Мазнув взглядом по группе на площадке, он кинулся к Косте, громко крича сквозь слезы что-то на непонятном присутствующим наречии.

– Бахти?! – изумился Квазимодо, узнав давешнего цыганенка с Чкаловской. – Ты что тут делаешь?

Малыш подскочил к нему, отчаянно вцепился в ремень брюк (тренировались бойцы обычно голыми по пояс) и, задыхаясь, снова затараторил, мешая в невообразимый винегрет русские и цыганские слова.

– Да что он говорит? – не выдержал Кевлар. – И вообще, кто это?

Следом за Бахти, тяжело бухая ботинками, примчался взмыленный охранник.

– Ах, ты ж, воровское отродье, – накинулся он на упущенного нарушителя. – Не успел я отвернуться, а он уже пролез, куда не надо! А ну…

Костя пружинно и опасно распрямился, недобро сжал губы и одним движением – неожиданно твердым и покровительственно-властным – задвинул судорожно прижимающегося к нему зареванного пацаненка к себе за спину.

– Нет! – резко, словно кнутом хлестнул, осадил он. – Вы его не тронете!

Охранник открыл было рот, чтобы выдать новую гневную тираду – ведь он знал, что подросток-раб был здесь самым бесправным, – но тут перед ним выросли две мускулистые фигуры.