Внучка берендеева. Летняя практика - Екатерина Лесина

И там болота.

Остров заклятый.

— Фрол, не молчи, ты же знаешь, я все равно докопаюсь. — Она провела пальчиками по перстенечкам. — Эти ваши мальчишечьи тайны… от них вред один.

— Люци…

— А хочешь, я скажу? Откуда вы про книгу узнали? Михаил рассказал?

Фрол Аксютович кивнул. И остановился. Стояли мы аккурат напротив дома, где Еська с супружницей малину топтали. Но полог декан снимать не спешил. Держал.

На меня глядел.

— Они все равно узнают… да и подло это — использовать их без их же согласия. Но уже поздно, да? И не в твоей силе было? Ты потому сам пошел, чтобы хоть как-то…

Он шеей повел покраснелой, в складочках. Видать, на солнце переходил, вот и попалилась.

— Успокойся. — Люциана Береславовна погладила декана по руке. — Я знаю, что ты этого не хотел. Порой нам приходится делать то, чего мы не желаем… но прямой приказ нарушить… с этой клятвой надо что-то делать.

И помертвела.

На меня оглянулась.

А я… я ж, дурища, подумала, что этакий взгляд только и ловить, когда ухнула…

Каблучки-каблучочки, звенят подковочки, летит шаль белая, шелковая, бурштыном колотым украшена. Летит, пластается крылами…

— Люци, ты совсем меня не слушаешь! — Сестрица дорогая ноженькой топнула. И задребезжали бубенчики, которыми она сапожки расшила по новой моде.

— Слушаю.

— Я стану царицей!

— Дурой ты станешь. Уже стала. — Люциана оторвала взгляд от страницы, над которой билась уже не одну седмицу. И все-то ей мерещилось, что вот-вот поймет она, как сделать, чтобы… — Он не женится на тебе, как не женился на других. Сколько их до тебя было?

Сестрицу не убедить.

Вон, губки поджала.

Ни в чем-то она, дочь младшая, балованная, отказа не знала. И теперь обиделась.

— Они просто дурами были.

— А ты умная, значит?

— Не дурней тебя. — Сестрица на лавку присела и зачерпнула горсточку орехов миндальных, в сахаре варенных. — Те, другие… они верили на слово. А я потребую, чтобы все честь по чести. Сначала свадьба, а потом уж остальное.

И глаза прикрыла мечтательно.

— Вот стану царицей и… — Левый глаз приоткрылся лукаво, — велю твоему Фролу земель отписать. Будет боярином. Тогда-то батюшка ничего сказать не посмеет.

Разорвалась нить.

И привкус слез остался на губах. Я — еще не я, а стояла, покачиваясь. И Люциана Береславовна за локоток поддерживала.

— Память, Зослава, она такая… горькая, — сказала и к Фролу повернулась. — А ты не стой столбом. Говори уже…

— Царица сказала, что книга от нее ушла.

На меня поглядел. Потер глаза покрасневшие, видать, давненько ему не случалось выспаться, и продолжил:

— С артефактами подобного уровня случается. Они сами выбирают себе хозяев. И если уж покажется им, что хозяин себя исчерпал, вполне способны оставить его, чтобы отыскать нового. И здесь уже, Зослава, не вещь служит человеку, а наоборот.

Я роту раскрыла.

И закрыла.

Как это наоборот? Вот есть у меня, скажем, вилы. Хорошие такие вилы. Вострые. Еще батькой моим деланы. Ими милое дело, что сено грузить, что траву, что навоз.

А наоборот?

Это не я вилами, а вилы мною?

— Попроще надо, Фролушка, — усмехнулась Люциана Береславовна. — Иногда, Зослава, кажется, что ты владеешь вещью… попроще, пожалуй, сложно. Не права была. Но… некоторые вещи не для людей созданы. Они сами по себе. Одному, кто знает, как совладать, подчинятся и служить станут. А из другого, кто решит, будто поймал птицу Сирин, душу вытянут, когда ж души не останется, то и сгинут… исчезнет из кошеля неразменный рубль. Или соскользнет перстень, который до того не снимался ни с мылом, ни с жиром. Сгинет кошель заговоренный… и радоваться надо бы, что отошла, да только тот, кто сокровища лишился, лишь о потере своей думать будет. Значит, царица-матушка…

— Люци!

— Прекрати, Фрол. Ваши тайны утомили… тайны вообще утомляют. Я бы от своих с радостью избавилась. Глядишь, скоро и смогу… клятва держит, пока тот, кому клялся, жив… и уже недолго.

И внове улыбнулась так, что я похолодела.

— Если исторический экскурс провести, то следует признать, что все началось в той деревеньке, которую вы, Зослава, вполне удачно окрестили проклятой. К сожалению, нам мало известно о магии прошлого… какие-то легенды. Сказки… лес, выросший из гребня. Лента, рекой ставшая. Горы из горсти камней. Вроде бы и смешно, да не смешно, если вспомнить Завершский кряж. Ты ведь бывал там, Фролушка? Темное место. Стоят буки вековые. Под кронами их темно, ни лучика не пробивается. Листва мертвая да… не важно, главное, что лес этот по сей день сырой силой напоен и стоит, не меняясь. Ни одно дерево не упало за последние триста лет, но ни одно и не выросло… не это важно, главное, что тогда встречались люди, способные управиться с силами, которые нынешним магам кажутся запредельными. К счастью, встречались нечасто… полагаю, ваш ведун…

С чегой это он мой? Я его только во сне и видела.

— …Был из тех редких, одаренных силой, которую он и использовал, чтобы заключить договор, залогом которого и стала книга. — Люциана Береславовна разглядывала малинник с видом презадуменным. Нежто Еську видит?

Аль Щучку?

— Сложно сейчас сказать, почему именно книга, но… возможно, точка привязки? Плюс человеческие жертвоприношения. Обратился ведун вовсе не к доброй силе. Как бы там ни было, книгу унесли, и договор рухнул. Деревню удалось спасти, запечатав во временной петле, но это спасение хуже гибели… хотя не сочтите меня жестокой, но наказание соответствует преступлению.

Фрол только головой покачал.

А я… мне жалко было.

И тех девок, которых в болоте топили, в жены Хозяину вод спроваживая. И тех, которые в деревне остались. Ладно взрослые, они-то могли чего переменить, а дети малые в чем виноватые?

— Книга же, выбравшись на волю, нашла себе носителя. И здесь весьма удачно вспоминается заря становления царства Росского… Фролушка, не хмурься, крамолу нам простят, если выживем. Особенно если, выживши, не станем о том распространяться… чудесная легенда о молодом князе, Божиней одаренном, и деве, в лесу им встреченной… и землях, которые сами пришли под руку светлой пары.

Она фыркнула, выказывая, что именно об этих землях думает.

— Не все там гладко было. Правители не особо хотели становиться из вольных князей чьими-то подданными, но пришлось… в книге сыскалось немало способов, скажем так, убеждения…

Фрол Аксютович исторг тяжкий вздох.

А я что?

Я гишторию любила. Он славно так рассказывал про времена былые, только отчегой-то в тех рассказах ни словечком не упоминалось, что были оные времена вовсе не так уж и благостны.