Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни - Екатерина Владимировна Лобанкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же хочется подчеркнуть: опера стала исключительным событием в русской истории. Ее уникальность заключалась не только в особом историческом моменте и невероятной поддержке общества, но и в том, что, создаваемая по заказу государства, она написана как сложный, многомерный художественный текст. Благодаря этому каждая эпоха, сословие, группа, кружок единомышленников могли найти в «Жизни за царя» свои смыслы и открыть свои истины.
Сегодня восприятие оперы также противоречиво. Многие, как и во времена Глинки, пишут о плохом тексте Розена, «грешащем» верноподданническими настроениями, что нередко вызывает и отторжение музыки. Очевидно, что подобная оценка определяется все теми же тремя концептами триады Уварова, которые продолжают «жить» и в современном сознании общества — в непримиримом конфликте «притяжения — отталкивания». Те, кто придерживается оппозиционно-критических взглядов, будет отрицательно относиться к опере Глинки, а те, кто принимает сторону власти — положительно. На первый план всегда выходит то, что резонирует мировоззрению слушателя.
Глава восьмая. Придворный капельмейстер (1837–1839)
Я был весьма набожен, и обряды богослужения, в особенности в дни торжественных праздников, наполняли душу мою живейшим восторгом.
32-летний Глинка добился всего, о чем мечтал. Его слава не знала прецедентов в истории русской музыки. Он получил признание императора, высшего судьи в России, его поддерживала влиятельная интеллектуальная элита, о нем сообщали газеты, и ему уже заказывали музыку для государственных событий (например, гимн для приветствия в Смоленске цесаревича Александра, путешествующего по России){303}. Прежнее неопределенное амплуа артиста было вытеснено актуальным образом национального композитора. С этого момента он окончательно отказался от карьеры концертирующего пианиста, поэтому виртуозных фортепианных произведений, которые он обычно сочинял для собственных выступлений, больше не появлялось.
В кулуарах говорили, что за спиной Глинки выстроились толпы завистников, например, московский композитор Алексей Николаевич Верстовский (1799–1862){304}, уже давно радеющий за развитие московской театральной жизни, но так и не получивший от государя поощрений. Распространялись и отрицательные оценки оперы «Жизнь за царя», особенно среди великосветской знати, далекой от романтического восприятия мира — говорили, что это «кучерская музыка». Глинка реагировал на это остро и с горечью критиковал их. Подобное мнение аристократов в советское время трактовалось как реакционная оценка, свойственная имперскому строю. Однако, если взглянуть объективно, такой взгляд вполне закономерен: фольклор символизировал простонародье и его включение в «высокое» искусство воспринималось как нарушение культурной идентичности высшего общества.
Но слава оказалась эфемерной субстанцией — она не приносила постоянного дохода, чинов и высокого статуса. Еще во время сочинения «Жизни за царя», с начала 1835 года, Глинка мечтал получить место при театрах. Постоянный доход позволял бы избавиться от долгов, которых к этому времени уже накопилось достаточно{305}. К началу 1836 года Глинкам пришлось оставить дом в Петербурге на Конной площади{306}, который оказался не по карману, и переехать на квартиру{307}.
Жуковский и Одоевский обещали высокие посты, но вакантных мест не было. Друзья придумывали варианты. Они предлагали учредить должность придворного композитора или придворного инспектора, оценивающего профессиональный уровень актеров. Еще один вариант — преподаватель вокала, передающего опыт итальянских маэстро.
Об этих задумках свидетельствует сохранившаяся докладная записка Глинки директору Императорских театров. Он писал, что мог бы стать чиновником «для усовершенствования по искусственной части», то есть следящим за уровнем пения, а также занимающимся отбором репертуара и поиском новых голосов в Малороссии[262].
В начале апреля 1836 года Виельгорский (на том самом вечере, когда Глинка впервые познакомился с императорской семьей) делал очередную попытку устроить композитора в театр. Ходили слухи о новой вакансии, и граф рекомендовал Петру Михайловичу Волконскому, министру императорского двора и управляющему Кабинетом императора, своего друга[263]. Как складывались дальнейшие события, точно неизвестно. Глинке передали (может быть, тот же Виельгорский), что Волконский разговаривал с Гедеоновым, но тот по каким-то причинам «взбеленился», как описывал это сам композитор, и делу хода не дал. А в конце 1836 года, 11 декабря, он сообщал матушке, что нужного ему вакантного места пока еще не существует[264].
Но фортуна благоволила.
Реформы Капеллы
14 декабря 1836 года скончался директор Императорской придворной певческой капеллы Федор Петрович Львов. Капелла, то есть хор певчих при дворе, играла значительную роль в жизни императорской семьи, участвуя и в ее повседневной жизни, и в официальных придворных мероприятиях{308}. Она являлась одним из важных атрибутов власти, ее символом и украшением. Хор прекрасных солистов, как и роскошь дворцов, дорогие украшения, портретная галерея, постройка резиденций, считался атрибутом высочайшего статуса императорской семьи. Певчие участвовали в проведении всех церковных служб двора, выезжали вместе с государем в служебные «командировки», в том числе в Европу. Капеллой восхищались сановники европейских держав, что вызывало гордость российских императоров.
Началась борьба за высокую должность, за «место под солнцем». Михаил Виельгорский и князь Григорий Петрович Волконский, сын министра двора, решили разыграть совместную «партию». Оба, приближенные ко двору, добивались директорства (при этом конкуренции между ними не было) и в случае победы одного из них обещались взять под свое «крыло» Глинку.
Виельгорский, знавший о финансовых бедах композитора, восклицал:
— Ему нелишним было бы материальное пособие!
Возможно, именно они предложили новую модель управления Придворной певческой капеллой, разделив управленческие и художественные задачи между двумя должностями[265]. Глинке предназначалась должность капельмейстера{309}, занимающегося исключительно творческими вопросами.
1 января 1837 года управляющий канцелярией Министерства двора явился к Глинке.
— Вам предложено назначение, — торжественно объявил он.
— Какого рода мои обязанности? — спросил Глинка.
— Вам надобно заниматься только искусственной частью.
Управляющий рассказал, что капельмейстер должен был, во-первых, совершенствовать чистоту и красоту пения хора, во-вторых, управлять им, то есть фактически дирижировать во время службы, указывать моменты вступления голосов (это особенно нравилось Глинке), в-третьих, следить за репертуаром, в-четвертых, заботиться о певчих, следить за наличием партий. Служить в непосредственной близости с императором было высокой честью.
— Я согласен принять пост капельмейстера, — торжественно объявил гордый Глинка, по обыкновению выставляющий грудь вперед. — Но позвольте уточнить, кто будет мой начальник и какие его полномочия?
Посланник успокоил:
— Директор будет заведовать единственно хозяйственной частью. Предполагается назначить князя Григория Волконского или графа Матвея Юрьевича Виельгорского.
— Я рад, что буду служить со столь приятными и искренно расположенными ко мне людьми. И
