Вера, Надежда, Виктория - Иосиф Гольман

Мы, например, с Игорьком сразу навострили лыжи. В прямом смысле слова.

Бориска тоже захотел с нами. Я внутренне была против, но отказать не смогла. Хотя и брать с собой – немногим лучше.

Игорек катался мастерски. Он и был мастером спорта по беговым лыжам.

Я мастером спорта не была, но мамочка поставила меня и на лыжи, и на коньки, по-моему, в первую же зиму моей жизни.

А Бориска ездил, как… В общем, если поросенка поставить на лыжи, он будет ездить как Бориска.

Он падал, спускаясь с любой горки, а гаденыш Игорек, прокладывавший маршрут, выбирал самые крутые в окрестности. Это было неспортивно, и наконец жалость к побежденному пересилила. Я в очередной раз помогла Бориске подняться со снега и собрать его раскиданные шмотки, после чего развернула лыжи к дому.

Игумнов же решил продолжить прогулку. В одиночестве.

Неожиданно.

Ну да черт с ним! Еще за мной побегает.

И мы с моим верным Савченко, в его нелепом старинном синем костюме, неспешным шагом затрусили к дому.

Я обернулась – Игорек от нас стремительно удалялся. Вся его ладная фигура работала синхронно с лыжами, и казалось, что его тащит какой-то невидимый мотор. Костюмчик на нем тоже, как говорится, сидел.

Ну и ладно.

Я пропустила Бориску вперед, чтоб не доставлять ему лишних страданий, и мы поплелись в пансионат.

После невкусного, но сытного обеда я немного поспала, а потом пошла с Бориской играть в настольный хоккей. Мой рыжий друг неожиданно повел себя крайне неспортивно, обыграв меня шесть раз подряд. Я была в ярости. Вот Игумнов этого бы не допустил, уступил бы даме.

А еще Борька ни разу не попытался меня обнять или, как говорят наши продвинутые девочки, полапать. Только глядит на меня своими маленькими печальными глазками, и никаких действий. Может, он замаскированный сексуальный монстр и я теряю свое нереальное женское счастье?

Уже смешно.

А потом мы уехали в город. Нельзя же съездить в Псков и не побывать в нем.

Сначала полазили у памятника героям Ледового побоища. Памятник – огромный, женщина-экскурсовод, которую нанял Ефим на свободное седьмое место в автобусе, пыталась даже что-то рассказать нам про далекую историю. Однако ветер в открытом поле был такой, что мы – кто раньше, кто позже – предпочли вернуться в мультивэн.

Лично я – раньше.

Город мне не понравился, хотя наш профессор, его жена и моя мамочка были в полном восторге. Они долго бродили по продуваемому всеми ветрами местному кремлю в сопровождении экскурсоводши, которая также оказалась фанатичкой. Не отставали от любителей истории и обмороженных носов Ванечка Борщев, что естественно, и, как ни странно, мой главный воздыхатель Борис Савченко.

Я удивилась, но в некотором смысле ситуация стала более простой. Мы с Игумновым пошли в киношку, причем он избавился от надоедливого соперника, а я – от угрызений совести. И в темном зале позволила его настырным рукам немножко больше, чем раньше.

Мне не было неприятно. Но я ожидала чего-то большего. Неужели рыжий образ неразлучного друга будет отравлять мою сексуальную жизнь вечно?

Уехали домой на следующее утро.

Поехали через трассу Москва – Санкт-Петербург. Не думаю, что из страха перед поверженными Береславским врагами. Скорее потому, что, как говорит мой препод, он не любит возвращаться по своим следам.

Где-то я это уже читала. Не в учебнике ли зоологии? Про жизнь волков.

По дороге осмотрели озеро Ильмень. Ефим Аркадьевич сказал – самое большое в Европе. Не впечатлило абсолютно. Может, потому, что зимой. Заснеженная огромная равнина. Ничего интересного.

Да, еще колесо пробили, за этим озером, на подъезде к Старой Руссе. Ну, там все читалось по глазам.

Ефим давал советы.

Игумнов провел незапланированную фотосессию.

А Ванечка и Борис аккуратно – пусть и не слишком быстро – поставили запаску.

Вообще, половину обратной дороги я проспала. Сказывалась прошлая усталость и волнения. Последний раз проснулась уже перед домом.

В салоне присутствовали все, кроме Игумнова – он вышел раньше. Теперь же все приехали, кроме Береславского и его жены. Ванечка подхватил наши нехитрые пожитки, Береславский дал газ, и ставший немножко родным автобусик уехал прочь.

А мы вдруг оказались в подъезде, одни с Бориской.

И тут он меня удивил.

Нет, он не схватил меня за грудь или за что-нибудь еще. Он спокойно и веско мне сказал:

– Эти все – временные. Я – постоянный.

И поцеловал меня в губы. Правда, не французским поцелуем.

Но все равно: я задумалась.

Игорь прекрасно понимал, какие возможности для него вдруг открылись. Он не считал их случайностью: всю жизнь Игумнов целенаправленно шел к тому, чтобы когда-нибудь подобная случайность состоялась.

Однако пока что можно говорить только о выпавшем шансе. Перевести уникальный шанс в уникальный результат – его главная насущная задача.

А еще ему нравилось, что преддверие большого будущего было так или иначе связано с Вичкой.

Он отдавал себе отчет: раньше таких чувств к девушкам не испытывал никогда. Крутой мачо Игумнов просто брал девиц на абордаж, а те не очень-то и сопротивлялись.

С Вичкой же все было иначе.

Она была нужна ему необычно: Игорю, пожалуй, впервые в жизни захотелось поработать не на одного себя.

Во взаимности он тоже почти не сомневался. Причем в серьезно обоснованной. Потому что любую человеческую самку – а тем более такую неглупую девушку, как Семенова-младшая, – привлекают не только внешние данные кавалера, но и его мозги, которые должны обеспечивать будущее их детей.

Кроме того, он уже точно понял – самой Вичке тоже хочется бльших горизонтов.

Именно этим ее не устраивает друг Борис. Он гарантированно не из тех, кто раскроет подобные горизонты перед амбициозной девицей.

Игорю было даже жаль рыжеволосого мужичка. Что поделать, не из всякого биоматериала получаются представители элиты.

Правда, случай в кафе перед Псковом до сих пор царапал его душу.

Возвращаясь к событиям того вечера и проигрывая раз за разом ситуацию с бандюками, Игумнов в мыслях действовал совсем по-другому. Однако зря гнобить себя не стал.

Да, испугался. А кто бы не испугался?

Ладно, Рыжий не испугался. Но это же и доказывает не слишком тонкую душевную организацию Бориса Савченко. Лезть на нож, не испробовав все остальные способы договориться, несколько примитивно. Представители высших каст должны больше беречь себя. Именно потому, что они высшие.