Скандинавский детектив - Дагмар Ланг

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Ну, так сказать я бы все-таки не рискнул… — начал доктор сухим профессиональным тоном, в то же время прекрасно понимая, что лучше бы молчать. — Но случай неприятный. Могу только заверить, что госпитализация явно не понадобится. Скорее какое-то нервное потрясение. Я выписал пациенту успокоительное и думал, что этого хватит, но…

Викторсон понимающе усмехнулся. Доктор Скродерстрем был всеобщим любимцем за свою любезность и доброжелательность, но как врач звезд с неба не хватал. Его неуверенность часто приводила к тому, что он предписывал слишком слабые средства и слишком малые дозы.

— Пришлось поправить ваш рецепт, верно? — предположил хозяин.

Доктор явно почувствовал, что его врачебная репутация под угрозой. Он нахмурился и пустился в дальнейшие пояснения, которых никто от него не требовал.

— Мои предписания были в порядке, — заявил он, чтобы поставить точки над i, — но случай стал развиваться в неожиданном направлении. Пациенту не понравился избранный способ лечения, так что пришлось найти совершенно новый метод. В таком случае приходится детально обдумывать ситуацию. Малейшая ошибка…

Фру Викторсон испугалась, что начнется лекция на медицинские темы.

— У нас еще будет время поговорить об этом и многом другом, — перебила она, — а стол накрыт, все стынет. Не думайте больше о своих пациентах!

Если фру Викторсон хотела привлечь внимание мужчины, она не знала неудач. Круглая физиономия доктора расплылась в блаженной улыбке. Хозяйка усмехнулась.

— Я убеждена, что ваша новая методика даст свои плоды, — заверила она и, подхватив под руку священника, направилась с ним в столовую.

— Да, несомненно, — поддакнул доктор и подал руку супруге нотариуса фру Эркендорф. — Несомненно!

Еще в прошлом году столовую обставили для представительских целей. Тяжелый стол был окружен ренессансными стульями с высокими, обтянутыми кожей спинками, которые будто только что вышли из рук древнего мастера. На продольной стене красовался большой натюрморт в стиле школы фламандского мастера Яна де Хеема.

Стол действительно был уже накрыт. Серебряные блюда с горячими закусками, словно железная армада, сосредоточились вокруг зеленеющих блюд с салатом и редиской. Доктор Скродерстрем жадным взглядом пожирал тарелки, но фру Эркендорф ловко ухватила его за руку, помешав сесть за стол, прежде чем священник не вознес молитву.

Пастор Солин был серьезным мужчиной высокого роста, который застегивал свой твердый воротничок сзади, а своих прихожан непоколебимого лютеранского вероисповедания тревожил высказываниями, которые смахивали на происки папистов. Его идеалом был аскетизм, чему вполне соответствовала его длинная тощая фигура.

Как только все расселись, супруга священника принялась убеждать нотариуса Эркендорфа, как важно придерживаться правил при пятничном богослужении. Она села на своего любимого конька, когда зашел разговор о домашнем хозяйстве.

— И меня вполне устраивает, что мой муж произносит проповеди именно по пятницам. По крайней мере, он оставляет меня в покое, и я могу заняться делом…

Выглядело это так, что она оставляет исключительно на мужа заботы о Господе Боге, пока сама занимается неотложными потребностями настоящей жизни.

Беседа понемногу набрала темп. Когда подали мясные фрикадельки с морковью, фру Эркендорф завела разговор через стол с отцом Солином.

— Вы уже слышали, что в нашем городе появился адвокат Боттмер?

— Не называй его адвокатом, — перебил ее муж. — У него нет на это права.

Казалось, возвращение этого человека коснулось всех. Во всяком случае, за столом воцарилась тишина. Хозяин откашлялся.

— Я разговаривал с Боттмером, — начал он. — Нынче после обеда он заходил ко мне в контору. Это был — как бы вам сказать — весьма неприятный визит.

— Свою вину он искупил, — укоризненно заметил священник.

— А как он выглядел? — спросила фру Солин. — Тюрьма оставила на нем заметные следы? Ведь там наверняка нет приличной еды, как я слышала, а потом, это сидение за решеткой… Он выглядел как прежде или…

— Постарел, — ответил хозяин. — Но, прежде всего, ведет себя совсем иначе. Стал каким-то упрямым и несговорчивым. И скажу я вам, на меня это подействовало очень неприятно. Мне редко что способно испортить настроение, но…

Все напряженно ждали, что же дальше.

— И что?

— Ну, я его просто выгнал.

— Прежде чем он сказал, зачем вернулся? — с юридической пунктуальностью поинтересовался нотариус. — Умно ли это было?

Последовала пауза, полная невысказанных мыслей о неприятностях, которые могут постичь их всех из-за поспешности хозяина. И тут фру Викторсон подняла руку, чтобы поправить рыжие локоны. Этим движением, совершенно невинным, она вдруг привлекла внимание всех остальных.

— Как бы все не остыло, — улыбнулась она. — Если уж нужно разговаривать о таких неприятных вещах, еще будет время к ним вернуться после еды.

Ее слова подействовали, по крайней мере, на мужскую часть общества. Доктор согласился с дружелюбным ворчанием, напряженное лицо хозяина обмякло, нотариус слегка усмехнулся, а пастор с выражением отцовской заботы положил мясные фрикадельки на тарелку.

Реплика фру Викторсон произвела необходимое воздействие. Она умела заразительно улыбаться, это была игра, рассчитанная, прежде всего на мужчин.

Некоторое время разговор шел о других вещах. Но фру Эркендорф, которая и затронула скользкую тему, не собиралась от нее отказываться, как леопарду не избавиться от пятен, как эфиопу не сменить цвет кожи, как гиене не разучиться выть.

— А когда, собственно, адвоката Боттмера арестовали? — поинтересовалась она. — Кажется, что это было так давно…

— Не называй его адвокатом, — снова поправил нотариус.

— Три года назад, — строго заметил хозяин.

— Нет, три года не может быть, — отозвалась жена священника. — Это было осенью, когда я готовила варенье из райских яблочек, это я точно помню, так что это было два года назад.

— Это правда, — тихо, но уверенно подтвердил священник. — Анна Мари умерла два года назад.

— Анна Мари, — пробубнил доктор чуть дрогнувшим голосом.

Анна Мари Розенбок была богатой старой девой, которая пережила всю свою родню и скончалась в этом городе без родственников и наследников. У всех присутствующих было много причин ее вспомнить. Викторсон задумчиво взглянул на прекрасный фламандский натюрморт: Анна Мари Розенбок оставила его по завещанию. Доктор Скродерстрем был домашним врачом старой девы, отец Солин — ее духовником, нотариус Эркендорф — исполнителем последней воли. И каждому из них перепала немалая сумма. Боттмер, который вдруг вернулся в город, был попечителем наследства фрекен Розенбок, но его обвинили в растрате.