Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех - Франко Нембрини

Отлученные — это люди, которые решили: «Мои доводы имеют большую ценность, нежели единство». Подобная самонадеянность лежит в основе любой ереси, любого разделения. Даже в греческом слове «дьявол» корень означает именно преграду, разделение. Но именно тех, кто подстрекал к разделению, Данте помещает в чистилище и показывает их причастниками нежного, полного любви, трогательного единства, в котором каждый существует, ибо является частью чего-либо, его «я» выражается как общение, как единство, как некое «мы».

[После того как мы прошли тысячу шагов в их направлении, они все еще были на расстоянии брошенного камня, а когда они заметили нас, то, словно овцы, сбились в кучу и остановились.]

Прекрасное открытие! Вы, обретшие счастливый конец, «почившие в правде», пребываете в чистилище, потому что вы уже «сонм избранных», вы пойдете прямо в рай. Ради того мира, который ожидает вас, ради того блаженства, которым вы будете наслаждаться, умоляет их Вергилий, скажите нам, где гора не так крута, где тропинка, по которой мы можем подняться, ведь «для умудренных ценен каждый час». Комментарии не требуются.

Вот образ паствы: Данте увидел, как двинулись первые из «блаженного стада» и как последовали им остальные. И какими положительными эпитетами описывает это поэт: «достойно», «смиренно», «робко»! Разве не звучит нежность в этих словах?!

Перейдем теперь к стиху 103-му:

[ «Кто бы ты ни был, посмотри, не узнаешь ли меня», — говорит один из них.]

Данте обратил к нему взгляд. Следующие слова — известнейшее описание Манфреда: «Он русый был, красивый, взором светел». Но лицо его рассечено ударом меча. Одно важное замечание, прежде чем идти дальше: люди, о которых говорится здесь, Манфред и далее Бонконте, вели во Флоренции войну, они враги. Если Данте относится к ним таким образом, значит, он уже впитал логику милосердия, лежащую в основании всей этой части. Эти люди непримиримые политические враги, но смотрите, с какой душой, с каким суждением, с каким прощением во взгляде он к ним обращается!

«Мне жаль, я не узнаю тебя, — отвечает Данте, — не помню, чтобы мы когда-либо виделись». Тогда Манфред показывает ему рану — другую, смертельную — и с улыбкой говорит: «Я Манфред, внук императрицы. Когда вернешься на землю, сделай одолжение, расскажи правду хотя бы моей дочери — ведь там, вероятно, до сих пор думают неправильно». Обратите внимание, он говорит это, улыбаясь, — не обвиняет, не злословит («Смотри, что сделали со мной эти злодеи!»).

Получив две смертельные раны, «себя я предал [я отдался, сдался, уступил], с плачем сокрушенья». Боль, истинная боль рождается лишь от любви, испытать ее можно лишь в виду того, кто находится перед нами. Мы возмущены (мы уже говорили об этом и опять возвращаемся к этой теме), мы разочарованы, когда смотрим на себя самих, когда смотрим в зрекало; но боль мы испытываем лишь из-за любви. Манфред предает себя милосердию Божию. Эти терцины я иногда перечитываю вечерами, потому что все мы носим на себе смертельные раны и всем нам необходимо, по сути, одно: предать себя «Тому, Которым и злодей прощен».

Он совершил тяжкие грехи, но милость Божия обнимает и прощает все. Если бы епископ («пастырь») Козенцы видел эту сторону медали, это деяние Бога, то его тело окончило бы свое существование иначе. Действительно, умерших под отлучением погребали по особому обряду: ночью, без свечей и факелов, без каких-либо молитв, без благословения, за пределами освященной земли. Каждому должно было быть очевидно (в ту эпоху действия имели колоссальное символическое значение), что отлучение есть полное и окончательное изгнание из общения, из единства верных, которое не оканчивается даже смертью. Епископ Козенцы, следуя этому принципу, поступил правильно: чтобы подчеркнуть отлучение Манфреда, он похоронил его за пределами папского государства, вся территория которого считалась освященной землей.

Однако, отмечает Данте словами Манфреда, хотя обычно считалось (и считается), что отлучение, произведенное церковной властью, подразумевает невозможность спасения (то есть если человек умирает отлученным от Церкви, он не попадает в рай), милосердие Божие все равно больше. Церковное решение остается в силе, оно не отменяется. Более того, прежде чем начать восхождение по горе чистилища, отлученные должны выждать период, в тридцать раз превосходящий то время, которое они под отлучением прожили на земле. Именно поэтому они идут так медленно, им некуда спешить — впереди у них еще столько лет! Если только этот срок «молитвами благих не сократится» — не укоротится за счет чьих-нибудь молитв. Здесь сжато сформулирована идея, согласно которой святость одного спасает других, способствует спасению всех. Это идея заслуги: может быть, я тоже вправе мечтать о том, чтобы попасть в рай, но не своими заслугами, а заслугами Христа, Богородицы и всех святых, а еще моего папы, и моей мамы, и всех христиан, кто будет обо мне молиться. Вот что такое общение святых.