Рождество на острове - Дженни Колган

Джинни и доктор держались из последних сил, и оба это понимали. Сэнди Макалистер стал, вернувшись вечером домой, выпивать лишний стаканчик виски, хотя и понимал, что лишь ухудшает этим дело. Его жена была в отчаянии. Они вырастили на этом острове троих сыновей, умных и крепких, настоящую гордость родителей. Один стал дантистом в Эдинбурге, другой учился в медицинской школе в Кембридже, а третий теперь уехал с Красным Крестом делать прививки детям в Африке. Острову Мур ни от одного из них пользы не было.

Джинни посмотрела на подругу:

– Оставь его здесь. Но ничего не говори другим. Я не хочу тут старушечьего бунта.

– Но ты…

– Я что-нибудь придумаю. Сэнди поговорит со мной. А я все запишу для тебя.

– Джинни, таких, как ты, одна на миллион!

– Только не говори другим!

Джинни повернулась к следующему в очереди, бедняге Вулли Макиверу, три умения которого – мыть окна, водить такси и пить сидр – плохо ему служили.

– Что на этот раз, Вулли?

– Может, это трещина в кости? – с надеждой произнес тот. – Или очень сильное растяжение.

Подруги посмотрели вниз, на его голую, очень грязную ногу. Она невероятно раздулась и стала фиолетовой.

– Ладно, увидимся позже, – сказала Джинни подруге.

Лорна, полная благодарности, усадила своего отца с «Еженедельником фермера», сказав ему, что все будет в порядке. И тут же бросилась к выходу.

Все взгляды устремились на Сайфа, когда он вышел вперед, крепко держа в руке свою черную сумку.

– Дежурный врач занят, – сказал ему старший охранник, внимательно всматриваясь в Сайфа. – Вы действительно врач? У нас тут уже было много липовых докторов. Они так себя называют, чтобы получить паспорт.

Когда-то в прошлом такое могло бы разгневать Сайфа. Но не теперь. Он просто открыл свою сумку, где лежали стетоскоп, старый аппарат для измерения кровяного давления и несколько оставшихся у него бинтов. Командир кивнул, заглянув внутрь.

– Это твой сын? – по-арабски спросил Сайф женщину.

Та в ужасе молча кивнула.

– Как его зовут? – Он посмотрел на ребенка. – Как тебя зовут?

– Медхи… – пробормотал малыш. Его глаза были расширены, все тело дрожало. – Больно! Больно! Больно!

– Знаю, – кивнул Сайф. – Я знаю. Я посмотрю, ладно? Просто посмотрю. Обещаю, не стану ничего делать, не сказав тебе.

Он достал из сумки ножницы, – Медхи тревожно наблюдал за его движениями, – и осторожно срезал рубашку вокруг плеча. По испуганному бормотанию матери Сайф понял, что это единственная одежда мальчика, но она все равно насквозь пропиталась кровью.

Когда он бережно удалял обрывки ткани из раны, Медхи застонал. По его лицу бежали слезы. Но он уже научился – где-то, когда-то – держаться очень и очень тихо. Сайфу не хотелось думать, где, как и почему.

Рана оказалась глубокой и продолжала сильно кровоточить. Сайф окинул взглядом притихшую комнату. В одном углу сидел паренек. Он был худым, но мускулистым и одет был в старый, грязный спортивный костюм. На его лице красовалась трехдневная щетина. Парень старался выглядеть взрослым, но на деле был почти мальчишкой. Он дрожал и молча плакал. Сайф смотрел на него до тех пор, пока тот не заметил этого. А потом вернулся к своей работе.

– Мне нужно спиртное, – сказал он охраннику. – Или успокоительное, если у вас есть.

– Я думал, вы, мусульмане, не пьете, – сказал охранник. – А насчет таблеток?..

Его товарищи засмеялись, даже те, кто, скорее всего, не понимал английского. Просто было безопаснее делать то же, что делает главный.

– Мне нужно стерилизовать рану, – пояснил Сайф. На шутку он не обратил внимания. Никого не слушать. Ни на что не реагировать. – А если у вас найдется какое-то болеутоляющее, это тоже помогло бы.

Спиртное принесли, пока Сайф пытался остановить кровь, наложить жгут не было возможности. И в лагере беженцев не нашлось ничего сильнее парацетамола. Сайф предположил, что другие лекарства были просто украдены.

Он посмотрел на мать мальчика, гадая, понимает ли она, что придется сделать.

– Я собираюсь зашить рану, – сказал он.

Рот женщины тут же широко раскрылся, и она снова завыла. Мальчик в панике повернул голову к Сайфу.

– Ты должна держаться спокойно, – сказал Сайф женщине.

Но она не могла.

Всем здесь пришлось пережить множество тягот. Огромные опасности, огромные испытания. Но у каждого есть предельная точка, и женщина дошла до нее. Она кричала, размахивала руками, защищая своего ребенка, и вокруг нее собрались другие женщины. Они встали в круг, прикрывая мальчика и мать надежным кольцом женских тел.

– Не бойся, Медхи, – как можно спокойнее произнес Сайф. – Я собираюсь сделать только то, что необходимо. Да, будет больно. Но потом боль пройдет, тебе станет легче.

– Ты хочешь отрезать мне руку этими ножницами? – спросил мальчик.

– Нет, конечно же нет, – ответил Сайф.

Лицо мальчика слегка расслабилось, а у Сайфа упало сердце при мысли о том, что ему придется делать. Но другого способа остановить кровотечение просто не было.

– Мне нужны трое мужчин, – сказал он.

Когда никто не шагнул вперед, он выбрал двух самых крупных парней, каких только увидел.

– И ты, – добавил он, кивая дрожащему подростку в углу.

Парнишке следовало сидеть рядом и выносить боль ребенка. Если это ничему его не научит, то и ничто уже не научит.

Мужчины взяли Медхи за руки. Его лицо превратилось в маску ужаса. Но Сайф не мог завязать ему рот – слишком велик был риск удушения. Пока мальчик будет кричать, он хотя бы будет знать, что с ним все в порядке.

Быстро помолившись, Сайф ушел в угол амбара и стал мыть руки.

Град, к счастью, прекратился, когда Лорна запрыгнула в свой любимый крошечный «мини» и поехала по продуваемой ветром главной улице. Как часто случалось в это время года, все четыре сезона сменялись на Муре в течение получаса. Сгибаясь под ветром, упрямо высовывали головки из-под земли подснежники, повсюду уже расцветали крокусы.

Лорна ехала вдоль набережной, время от времени замедляя ход, хотя и опаздывала, – только чтобы посмотреть, как какая-нибудь цапля плавно садится на воду. Потом она повернула влево, вверх по склону холма, и наконец добралась до своей работы.

Эта школа была почти такой же старой, как сам их церковный приход. Серые полы в ней отшлифовались и раскрошились под ногами маленьких островитян, выросших здесь, переживших трудные времена, эмиграцию и войны. В здании было очень тепло зимой, когда дома у множества учеников было холодно, школа опустевала осенью, если урожай созревал поздно, она была набита битком в рождественские праздники…