Приют - Александр Варго

«Ты знаешь, как волки освобождаются от капканов. А твой нож острее волчьих зубов. Если у тебя хватит мужества, ты останешься в живых. А я отправляюсь домой».

Услышав это, Никита застыл и даже на некоторое время заткнул свой поганый рот.

Отец замолчал, на этот раз надолго. Гена боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя неосторожным движением. Если батяня узнает, что он все слышал, ему несдобровать.

– Разве капкан нельзя было разжать? – спросил Вован.

– В общем, можно, – сказал отец. – Но это был медвежий капкан, и открыть его руками очень непросто.

– Что было потом? – тихо спросил Вован.

Отец допил остатки водки и забросил бутылку в кусты.

– А потом я уехал домой и хорошенько выпорол твою мать, Вован. После этого я пошел в милицию и сказал, что во время охоты мы с Никитой потерялись. Его нашли через два дня, и шакалы успели хорошо над ним поработать. Он так и не воспользовался своим ножом… Не знаю, поверили ли мне в ментовке, но лично мне плевать. По крайней мере, я на свободе. Ну, что молчишь? – Он толкнул Вована. – Или на моем месте ты бы поступил по-другому?

Вован ничего не ответил.

– Эх, – качнулась тень от головы. – Зря я тебе это рассказал… Во всяком случае, ты теперь все знаешь. Поэтому-то я и не выдрал Генку. И я знаю, каково врать ментам…

– Все нормально, пап, – озлобленно огрызнулся юноша, и Гена удивился словам брата, так как последний раз он обращался к отцу «папа» в трехлетнем возрасте.

– Но с Генкой я все-таки поговорю. Когда мы вернемся…

– Тише, – брат предостерегающе поднял руку. – В лесу кто-то есть!

– Какой-нибудь енот, – осоловелым голосом сказал отец.

– Нет, не енот. – Вован тоже встал. – Я не могу разглядеть, что это…

Теперь уже и Гена слышал доносящийся из чащи хруст веток. Кто-то медленно приближался к костру.

Внезапно повеяло холодом, и у Гены промелькнула диковатая мысль: «Это дядя Никита. Вернулся из леса, обглоданный койотами, с бряцающим капканом на руке. Вернулся за отцом…»

– Ну-ка, Вован, принеси ружье, – приглушенно сказал папаша, когда шаги раздались совсем рядом.

Олег заболел. Ни с того ни с сего. Его и без того круглая физиономия раздулась, как футбольный мяч, и приобрела цвет брюха испортившейся рыбы. К вечеру все тело мальчишки покрылось какой-то сыпью, у него слезились глаза. Когда в таком виде он появился к ужину, Ярик решил отложить профилактическую беседу о его выходке у пруда на более подходящий случай.

Весь следующий день Дина разрывалась на части, носясь как сумасшедшая к матери, потом к сыну, затем к Митричу, потом снова к матери, и так все сначала… Рута, как могла, помогала ей и согласилась присматривать за Митричем. Последний, однако, стремительными темпами шел на поправку и уже не был таким беспомощным, как раньше. Утром Дина сняла с него швы, принесла из леса новых кореньев и приготовила свежий отвар.

Олег отказался от завтрака. Дина напрасно уговаривала его поесть, мальчишка, капризничая, отворачивал голову от тарелки и жалобно хныкал.

– С ним что-то серьезное? – спросил Ярик. – Это случалось раньше?

– Не знаю, – ответила хмуро Дина. – Похоже на аллергию, это иногда бывало с ним. Хотя, может, он что-то съел в лесу… – Она подняла голову. – Мне нужно в город. Как можно скорее.

Ярик откашлялся.

– Я не понимаю, какая вам разница? – с надрывом спросила Дина. – Что изменится, если я уеду сегодня, а не завтра? Ответьте, Ярик? – В глазах была мольба, но к ней примешивалось кое-что другое – глухая, жгучая ненависть.

– Ладно, извини, – сказал Ярик, стараясь не смотреть ей в глаза. – Собирайся. Мы присмотрим за Олегом.

Он отстегнул от ремня ключи от гаража и передал их Дине. Она взяла их, как бы случайно дотронувшись своей горячей сухой ладонью до руки юноши. Их глаза встретились. Неожиданно она прильнула к нему.

– Я очень благодарна тебе. Спасибо, – шепнула она и, покраснев, выскочила наружу.

– Только будь осторожна! – смущенно проговорил Ярик, подумав, что она впервые назвала его на «ты».

Ярик вошел в гостиную и увидел Митрича. Его брат сидел к нему спиной и что-то увлеченно читал. Юноша осторожно подошел сзади и заглянул брату за плечо. Затем изумленно присвистнул – тот читал Библию.

– Обалдеть! – улыбаясь, Ярик театрально заломил руки. – Кажется, я сплю. Митрич, неужели это ты? Ты читаешь Библию?

Митрич повернул голову, и Ярик поразился, как изменилось лицо брата. Его некогда бритый череп быстро зарос волосами, образовав на голове забавный ежик, худоба уже не так бросалась в глаза, исчезла болезненная бледность. Но самое главное – это глаза. Глядя в них, Ярик понял, что перед ним совершенно другой человек.

– Я нашел ее на полке, – сказал Митрич, будто извиняясь. – Ты знаешь, от скуки на стену лезть хочется, вот и…

– Все нормально. – Ярик похлопал брата по плечу. – Нечего этого стесняться, Митрич. Увидишь, совсем немного, и все останется позади.

Митрич вежливо промолчал, и у Ярика внезапно появилось чувство, будто его брат хочет, чтобы он ушел. Разговор не клеился, и Ярик, постояв еще немного, вышел раздосадованный.

Вскоре был готов обед. Олег снова отказался есть, но Дина не сдавалась. Она вывалила в его любимую голубую тарелку почти половину кастрюли и направилась к сыну в комнату.

– Куда она ему столько готовит? – Рута подозрительно ковырнула вилкой слипшийся кусок каши. – Из его тарелки можно накормить взвод солдат.

– Это их проблемы, – сказал Ярик, с аппетитом жуя.

Несколько минут было тихо, затем послышался пронзительный визг Олега.

Рута поднялась с места.

– Что там происходит? – с тревогой спросила она.

– Рута, не вмешивайся в их семейную жизнь, – ответил с набитым ртом Ярик. Он уже привык к скудной еде Дины, и ему начинало казаться, что всю свою жизнь он ел рисовую кашу и жидкий бульон.

Олег снова закричал, и Рута вышла из-за стола, прихватив с собой чашку с клюквенным киселем.

Дверь была прикрыта, но Рута хорошо слышала доносящиеся голоса.

– Уходи!.. Уйди, я тебя ненавижу!..

– Ну, пожалуйста, Олежа. Потерпи еще чуть-чуть…

– Чуть-чуть?! Ты вчера говорила чуть-чуть… И сегодня. Ты обманываешь меня!.. Иди отсюда!

– Олежа, я прошу тебя… Мне сейчас очень трудно…

– Мне плевать!! – истерично крикнул Олег.

«Вот гаденыш», – подумала Рута, тем не менее чувствуя неловкость оттого, что стоит у двери и подслушивает чужие разговоры.

Мальчик заплакал.

– У меня болит голова-а-а… – ревел он. – Меня тошнит, ма…