Половая психопатия - Рихард фон Крафт-Эбинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, не всегда дело обстоит именно таким образом и есть случаи гиперестезии без извращения, однако случаи чистой половой гиперестезии, особенно в резко выраженной форме, наблюдаются реже, чем случаи извращения.
Очень интересны, но представляют некоторые трудности для объяснения те случаи, где садизм и мазохизм существуют одновременно у одного и того же человека. К таким относятся, например, наблюдения 47 в 7-м издании, 57 и 67 в этом издании, в особенности наблюдение 29 в 9-м издании данной книги, из которого видно, что именно представление о подчинении является исходной точкой извращенной похоти в активной или в пассивной форме. Более или менее ясные следы этого можно наблюдать нередко, но во всяком случае одно из этих извращений всегда значительно преобладает над другим.
Своеобразные случаи смешанных явлений мысленного мазохизма и садизма с гомосексуальными явлениями — педофилией и явлениями фетишизма — представляют нижеследующие автобиографии.
Наблюдение 89. X. «Первое проявление полового влечения наступило у меня на 13-м году жизни. Из-за моей лености мне пригрозили и в не особенно строгой форме, что меня отдадут в ученики. Однажды я стал в своей фантазии рисовать себя в положении ученика каменщика, представлял себе, как я работаю в легкой рабочей одежде, обливаясь потом от напряжения, как мальчики старшего возраста обременяют меня работой, смеются надо мной, истязают. Это представление вызвало у меня своеобразное ощущение, которое я теперь считаю сладострастным. Я представил себе наказание путем ударов в области около заднего прохода и здесь впервые у меня явилось извержение семени. Я совершенно не понял этого явления, до сего времени я смотрел на пенис, как на средство выделения мочи, о размножении людей имел очень слабое представление или, вернее, не имел никакого и потому не знал, что означает внезапно появившаяся жидкость. Я назвал ее «молоком мальчика» и в ее появлении видел удивительную случайность, разъяснением которой я и занялся. Я описываю это так подробно, чтобы показать, что я стал онанировать вполне инстинктивно, без всякого стремления к разврату, без какого-либо противозаконного желания. В последующие дни я убедился, что извержение семени можно легко вызвать ручными манипуляциями с пенисом, и так как испытываемое при этом сладострастное чувство доставляло мне удовольствие, а я ничего противоестественного в этом акте не видел, то онанизм скоро вошел у меня в привычку.
Как и в первом случае представления, сопровождавшие онанизм, носили всегда извращенный характер. После прочтения вашей книги я считаю возможным определить их как смесь садизма и мазохизма гомосексуального типа при сопутствующих явлениях фетишизма; единственной причиной этого я считаю возбуждение полового влечения без ясного представления об его сущности. Когда наконец в возрасте свыше 17 лет я в одном энциклопедическом словаре познакомился с естественной историей человека, было уже поздно, так как вследствие многочисленных онанистических актов мое половое влечение уже было извращено.
Я попытаюсь теперь обрисовать те проявления фантазии, которые сопровождали онанистический акт.
Объектом их всегда были мальчики 10–16 лет, т. е. в возрасте, когда пробуждается сознание и выявляется красота тела, но когда они еще носят короткие штаны. Последние были необходимой принадлежностью. Всякий мальчик из моих знакомых, действовавший на меня возбуждающим образом, пока он был в коротких штанах, переставал интересовать меня, как только надевал длинные брюки. Хотя я никогда не обнаруживал внешним образом своего возбуждения, но в действительности я бегал на улице за каждым мальчиком в коротких штанах, подобно тому как другие бегают за юбками. Это влечение было всеобъемлющим. Мне нравились одинаково все: я и мои товарищи, босяки-нищие в отрепьях так же, как принцы. Если выпадали дни, что я не встречал подходящего объекта для моей фантазии, то измышлял для себя идеальные объекты, а когда стал старше, то представлял себе самого себя в самых разнообразных возможных и невозможных положениях в соответствующем возрасте. Кроме штанов, которые должны быть так коротки, чтобы вся голень, начиная от колена, была видна, для меня была еще важна вообще легкая детская одежда. Лифчики, матросские блузы, длинные черные чулки или также короткие белые чулки, оставляющие открытыми колени и икры, играли в моей фантазии большую роль. Что касается носильного платья, то я предпочитал его из белой материи или совершенно новое, чистое, или, наоборот, сильно загрязненное, смятое и разорванное до того, что обнажены бедра. Однако мне нравились также штаны из грубого или голубого сукна и кожаные узкообтягивающие ноги штаны. Объявления о продаже детского платья сильно меня возбуждали, притом тем сильнее, чем более низкими были цены. Если, например, было написано: «Полный костюм для детей от 10 до 14 лет от 3 франков», то для меня это был повод для возбуждения. Я представлял себе, как я, длинноногий мальчик, 14 лет, за бесценок приобретаю этот костюм, рассчитанный на 8-летнего и потому мне узкий. Что касается физического облика моего объекта, то тут меня привлекали коротко остриженные, по возможности светлые волосы, дерзкое свежее лицо с блестящими осмысленными глазами, пропорционально сложенная стройная фигура. Ноги, на которые я обращал особое внимание, должны быть очень стройными, узкие колена, напряженные икры, элегантная ступня.
Часто я ловил себя на том, как я рисовал подобные «идеальные» формы тела или одежду. О половых органах я при этом никогда не думал; определение педерастии я впервые узнал из вашей книги. Никогда не было у меня мысли о подобном акте. Совершенно голые образы почти совершенно не действовали на меня, т. е. они влияли на мое эстетическое чувство, но не на половое.
Описав таким образом объекты моей фантазии, я теперь сообщу, что с ними проделывал я в возбужденном состоянии. Тут я подхожу, в сущности, к основе моей аномалии, к уже упомянутой смеси садизма и мазохизма. Я не верю, что садизм и мазохизм две противоположности. Мазохизм есть особый вид садизма, подобно тому как альтруизм есть особый вид эгоизма. К этому, впрочем, я еще вернусь впоследствии.
Жестокости, которые я изобретал в своей фантазии, равным образом распространялись и на меня, и на всякого другого, и случалось, что я одновременно с кем-нибудь подвергался истязаниям, так что, с одной стороны, я наслаждался воображаемыми страданиями, с другой — видел, как мой коллега извивается под ударами. Часто мне представлялось, что мы вместе находимся во власти кого-то неумолимого, который одним бичом сразу проводил широкие кровавые полосы через наши ягодицы. В эти минуты я испытал и отраду собственного унижения, и радостное сознание, что рядом со мной подвергается унижению другой, таким образом, это означало мазохизм и садизм в одно и то же время. Если бы это были две противоположности, они не могли бы существовать одновременно. Я склонен вообще приписать внутреннее смешение того и другого свойствам моего строго объективного характера. Я стараюсь всегда возможно полнее войти в положение и чувства другого лица, так что и о себе самом я сужу беспристрастно и беспощадно. Что касается формы моих садистско-мазохистских мыслей, то они состояли в главных чертах, как уже раньше было описано, в том, что мальчика в критическом возрасте, похожего на меня, или меня самого жестоким образом физически истязают. Пощечины, удары по голове, тасканье за волосы и за уши, удары палками, бичами, ремнями и т. д., попирание ногами и тому подобные истязания сменяли друг друга. Удары бичом производили наибольшее впечатление, если они наносились по коленям или по обнаженным ягодицам, любил я также удары в ухо. Доставляли удовольствие палочные удары по всему телу. Попирание ногами казалось мне более почетным и потому и более приятным, если оно производилось босыми ногами, а не в сапогах. Тасканье за уши при одновременном получении пощечин или ударов бичом мне особенно нравилось. Я испытывал приятное ощущение, если бичевание являлось как бы наказанием за что-нибудь содеянное, и я затем униженно благодарил за наказание.