Чисто семейное дело - Юлия Федотова

Короче, я опять перепутал нити.

…Камень просвистел над ухом, ударился о край склона, с шумом покатился вниз, увлекая за собой целый шлейф маленьких валунов.

Лазутчики ошалело начали оглядываться. Они-то рассчитывали на объятия родных и близких, а вместо этого… Орки! Орки повсюду! Целая толпа, с мечами, пращами и боевыми лопатами! Звенит сталь, ревут луженые глотки, и грохот близких обвалов откликается им…

Бежать! — было первым, самым благоразумным порывом. Но тут…

— О-го-го! Братан с сеструхой явились! Ну теперь пойдет дело! Бей нижних гадов!!!

Родственные связи — это не просто слова, не формальность, которая ни к чему не обязывает. Долгие месяцы Хельги с Меридит если и вспоминали о существовании брата по пролитой крови, то исключительно в качестве повода для шутки. Но услышали его ликующий вопль — и вдруг осознали, отчетливо и ясно, что нет для них сейчас дела важнее, чем «бить нижних гадов»!

И били, били, не как наемники — хладнокровно и равнодушно, а яростно и самоотверженно, как солдаты, защищающие родину от злого врага. И потом, когда бой был выигран, совершенно искренне обнимались не только с самим Тагчеффахгхором, но и со всеми желающими из числа его соплеменников. И плевать им было, что орки страшные, вонючие и вообще проклятые твари, извечные враги всех народов Староземья! В семье, как говорится, не без урода. Пусть страшный, пусть вонючий — а все-таки свой!

Со дня их первой встречи, Тагчеффахгхор изменился в сторону, скажем так, укрупнения. Он и прежде не был худым, а теперь и вовсе раздобрел, заматерел не от возраста — от сытой жизни; уже и горб наметился, а в горбу, как известно, жир! Писаным красавцем стал по орочьим меркам!

Длинная резаная рана на плече и кровавый фонарь под глазом не мешали ему шумно радоваться нежданному свиданию с родными. Орки — народ злой и жестокий, никто не отрицает этого, даже они сами, но орки умеют быть благодарными.

Тот день, когда Тагчеффахгхор по неосторожности свалился со скалы, едва не погиб, зато обрел брата по пролитой крови (а с ним еще целую кучу разномастной родни) стал поворотным в его судьбе. Исполнились самые смелые мечты!

Дом был перенесен от края плато к самому его центру, установлен рядом с кузницей. И бронзовый символ жизни красовался перед ним на высоком древке — каждому прохожему издали было видно, какие важные господа тут обитают!

Большой войны покамест не случилось, но в короткие набеги шагал Тагчеффахгхор во главе сотни — в его-то годы! — а не плелся, как прежде, в хвосте колонны. И «жирным бараном» его больше никто не смел обзывать, хотя весу в нем, прямо скажем, не убавилось. А староста их селения если не кланялся первым при встрече, то только потому, что был его собственным отцом! Прежний староста — тот, что презрительно отворачивался в ожидании поясного поклона, — очень кстати помер, погиб в пьяной драке. Кого же было поставить на его место, как не Суптруххора? Кто еще из зрелых мужей плато мог похвастаться, что у него в родне ходит могущественнейший и опаснейший из современных демонов-убийц? Разве что сам Тагчеффахгхор, да он пока летами не вышел.

Да, взлетел их захудалый род на невиданную высоту. Даже верховные вожди стали с ним считаться. Иные нарочно приходили из внутренних областей сюда, к границе, — посмотреть, рядом постоять с родней высшего демона. За честь почитали!

Как же его, демона, за то не любить? Как отпустить, не накормив, не напоив по обычаям предков? И дымили костры, кипели котлы, гремели чаны и уполовники. Бабы метали на стол снедь, и было ее столько, что целой сотне на прокорм хватило бы, — со всего плато несли!

— Знатный выйдет пир, — одобрительно кивал староста Суптруххор. — Не стыдно будет перед высокими гостями!

Гости смотрели на эти масштабные приготовления со страхом. Их мучил один, очень важный и деликатный вопрос.

— Не кудианин ли, часом? — не выдержал, спросил брата Хельги, кивая на чан с варевом.

Тот с досадой махнул рукой:

— Куда там! Войны нынче нет, откуда хорошему мясу взяться? Одной бараниной живем!

— Силы Стихий!

Большой грех употреблять в пищу того, кого боги одарили разумом. Но Хельги в тот момент казалось, что, будь у него выбор, предпочел бы кудианина как меньшее из зол. Потому что баранину он на дух не переносил, вонючее мясо вставало поперек горла.

Говорят, если кто очень сильно проголодался, станет есть что угодно, включая те продукты, которые прежде терпеть не мог. Ничего подобного! Даже когда голод достигает такой стадии, что начинаешь грызть вещи вовсе не съедобные, далеко не всегда удается преодолеть привычное отвращение и изменить своим вкусам.

Именно такие отношения сложились у Хельги с бараниной. Но говорить об этом оркам было неловко, ведь они так старались ему угодить!

Выручила любимая сестра по оружию. Она сочинила для гостеприимных хозяев такую версию: Хельги, будучи демоном-убийцей, питается исключительно чужими сущностями — пищу смертных его организм не принимает.

В результате от баранины он был спасен, но лишился возможности познакомиться с другими блюдами традиционной орочьей кухни, а ведь некоторые из них пахли весьма привлекательно и были, по словам Меридит, очень недурны. Впрочем, на ее вкус особенно полагаться не стоило — гастрономические предпочтения дис весьма своеобразны, им часто нравится то, что другие народы считают отвратительным, и наоборот.

Взять, к примеру, пирог. Испеките его пышным, нежным, сочным — диса, конечно, съест, не откажется, ведь настоящий воин должен быть вынослив и неприхотлив, но скажет: «Не то!»

Для удовольствия ей подавай непропеченный кусок теста с минимумом начинки, и особенно желательно, чтобы корки подгорели в уголь. А чистить перед употреблением корнеплоды, будь то репа, свекла или морковь, у них вообще не заведено. Зачем, если в кожуре вся суть?

Поэтому Хельги был порядком огорчен, что не смог составить собственного мнения о пище проклятых гоблинов и в дневнике своем привел по этому поводу мудрое народное выражение: «У каждой медали есть оборотная сторона».

Пир вышел изобильным, но непродолжительным. Орки заглатывали снедь очень проворно, и диса от них не отставала, снискав тем самым общее одобрение. Потом начались песни-пляски, уже не для развлечения гостей, а ради собственного удовольствия, потому что выпито было так же много, как и съедено. Но пили только зрелые мужи и семейные бабы; молодежи, к коей с полным основанием были отнесены и гости, не наливали вовсе.

Пока длились народные гулянья, братья по пролитой крови получили возможность пообщаться с глазу на глаз. Меридит в тот момент было не до них, ее больше интересовал орочий фольклор в частности и быт в целом. Проклятые гоблины Аль-Оркана — закрытый народ. И сведениями об их образе жизни современная наука не располагает — слишком дорогую цену пришлось бы за них заплатить. Какой этнограф добровольно полезет в орочье логово? А если вдруг и найдется такой ненормальный — выбраться живым у него не будет никакой надежды, только бесплотным духом, если повезет (вернее, не повезет). Но от бесплотных духов пользы мало, они почему-то утрачивают всякий интерес к науке в частности и земным делам вообще, а жаль, ведь при желании они могли бы многое поведать миру.