Беременна по приказу - Лилия Викторовна Тимофеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не понимаю, почему парни так не хотят идти в армию. Вот мой брат из армии пишет, что ему там каждый день наряд дают, – фыркает Ниночка Попова. – Это даже вау! Каждый день наряд, а я новое платье только на Новый год получаю.
– Мы с Артуром то ссоримся, то миримся, опять ссоримся и опять миримся. Прямо как в романе «Война и мир» у Толстого… – делится с подругами Дарья Шилова.
– Я бегала за Антоном, а он был равнодушен. Все изменилось, когда я похолодела, – выдает Наташка Завьялова.
К девчонкам поворачивается Сашка Морозов, на симпатичной мордашке парня грусть и печаль.
– Чё, лавстори рассказываете? Это у меня драма. Я встречаюсь с женщиной, которой шестьдесят лет.
– А на фига? – дружно вскинулись девицы. – Да ты заливаешь, Морозов!
– Да поклясться на учебнике математике могу! – бьет себя в грудь Сашка. – А встречаться меня с ней мама заставляет.
– Как?
– А вот так, я этой даме еще и деньги за встречи плачу. Вот так и проходит молодость в обществе очкастой репетиторши! – хохочет Морозов.
Да, с современными детками не соскучишься, настроение у меня снова на сто баллов.
Скоро автобус подвозит нас к пункту назначения.
Мы выходим, выгружаем вещи. Начинается походная жизнь. Все суетятся, а гадёныш крутится возле меня. То предлагает помощь, то старается коснуться. Мы же не в учебном заведении, здесь можно немного расслабиться. Но я от его помощи отказываюсь, зло смотрю на Никиту, общаться не желаю. Он на глазах мрачнеет.
Все заняты своим делом. Мальчишки помогли мне поставить палатку, я улеглась на толстое одеяло, взяла в руки книгу, собираюсь немного передохнуть. И вдруг край палатки приоткрывается. Я вижу перепуганную и злую Настю Кошкину.
– Ну что, Елена Борисовна, довели Никиту Никитовича? Он вешаться пошел! Довольны?
– Что? О господи!
Вылезаю из палатки и вижу: народ бежит к реке. Спешу туда вместе со всеми и замираю на месте. Кит на самом деле стоит возле дерева, задрав голову, рассматривает ветки, видимо, ищет покрепче сук, потому что в руках у него… веревка и мыло. У меня начинают трястись руки, я хочу сказать что-нибудь, крикнуть, но не получается. Голос не слушается, ноги не идут. Ребята между тем начинают отговаривать самоубийцу.
– Никита Никитович, не делайте этого! Я вам самый большой кусок пирога дам! – умоляет наша повариха Антонина Андреевна.
– Никита Никитович, не делайте этого! – просит Сашка Морозов. – Я четверть на пятерки окончу, обещаю!
– И я!
– И я!
– И я!
Ребята кричат, дают клятвы.
– Никитушка, мальчик мой милый, – чуть не плачет тётя Галя. – Не делай того, что задумал, лучше скажи, что тебе надо, что ты хочешь…
Никита отвечает:
– Да у меня всё есть. А хочу я только одно: чтобы одна прекрасная девушка меня непонятно за что простила и вышла за меня замуж!
Наступает тишина. Все смотрят на меня в ожидании ответа. Я в смятении. Да, он предал меня с уткой-биологичкой. Но ведь он в отчаянии. Я прошептала:
– Я прощаю тебя, Никита.
– Громче, пожалуйста! – отвечает гадёныш. – Что-то я плохо слышу.
– Я прощаю тебя!
– А замуж выйдешь?!
– Выйду!
– А поцелуешь в знак примирения?
Ну, Китёныш, ну гадёныш! И это при детях!
– Поцелуйте его уже, Елена Борисовна! – заволновались ребята. – Не ломайтесь!
– Кнопушка, ну давай же! – пихает меня тетя Галя.
Я подхожу к Никите, кладу руки ему на плечи, смотрю в глаза и целую в губы. Позади раздаются аплодисменты. Мы сливаемся в поцелуе, и я забываю обо всем на свете. Словно сквозь толстый слой ваты слышу голос тёти Гали:
– Ты мои веревочку-то и мыло верни, Никитушка.
Кит отрывается от меня на секунду:
– Да забирайте, тёть Галь. Я в другой раз майку постираю.
– Что? – Я вырываюсь, отскакиваю в сторону. – Ты… ты… просто майку хотел постирать?
– Ну да. Я только понять не могу, чего вы все так против стирки настроены…
Смех у всех просто истерический. А мне обидно до слез. Хочу убежать. Но гадёныш словно читает мои мысли. Хватает, прижимает к себе:
– Э-э, нет, я тебя больше не отпущу. Я пошутил. Мы с ребятами это подстроили. Выйдешь за меня?
– Ранее данное обещание аннулируется!
– Не выйдет, Елена Борисовна, вы перед детьми обещали стать моей женой, а это дорогого стоит. И вообще нам надо серьёзно поговорить.
Детишки понимают намёк, живо расходятся, мы остаемся одни на берегу. Никита смотрит мне в глаза, убирает ласково с моего лба прядь непослушных волос.
– Лен, ну скажи по-человечески, что случилось-то? Ведь все нормально было, а ты какой-то поцелуй с Виолеттой выдумала.
– Я выдумала! – Чувствую, что снова закипаю, не выдерживаю, достаю из кармана телефон. – Как ты мне это объяснишь, мерзкий гадёныш, кобель ненасытный? Макеты он таскал! По очереди с Виолеттой. – Сама не замечаю, как начинаю от злости и обиды колотить кулачками по его широкой груди.
Никита смотрит на снимок и вдруг восклицает:
– Так ты из-за этого отношения порвала?
– А ты считаешь, что этого недостаточно? Собрался с одной подавать заявление, а другую таскает на руках и целует. Нормально?
– Ленка, успокойся! Это не то, что ты подумала.
– Да?
– Да! Этот снимок с Осеннего бала прошлого года! Старшеклассники дурацкий конкурс замутили. Парень должен пронести на руках девушку, не уронить, поцеловать на ходу и прийти первым к финишу. Тётю Галю в тот раз завхоз наш не донес, уронил. Ты внимательно вообще на фотку смотрела?
– Да!
– И не заметила, что на заднем фоне часть стола видна, торт недоеденный. Зал уже шарами-листьями украшен. То есть праздник в разгаре, а не на стадии подготовки!
Я забираю свой телефон, таращусь на фотографию и шепчу:
– Боже, какая я дура…
Мне стыдно, мне так стыдно! Я же совсем ослепла от ревности, обиды, злости. Я же никому фотку не показала, не хотела казаться униженной и обиженной. Ну а утка-то какова! Специально мне фото подкинула, вдруг прокатит. И прокатило!
– Ну и Виолетта Романовна за свою подлость ответит! – цедит сквозь зубы Никита. – Думаю, это ее рук дело. Уволю к чертям собачьим. У учеников по ее предмету знания слабые, найти общий язык с детьми она не может, да и вообще человек….
– Прости меня! – шепчу я и целую Китёныша искренне, от души.
– Милая, я тебе прощу что угодно, – отвечает Кит.
– Правда?
– Правда, любимая. А ты переедешь в мою палатку?
Ну вот что делать с таким гадёнышем! Никогда не растеряется,