Ленин в 1917 году - Сергей Кремлев

«Чем полнее демократия, — писал он, — тем ближе момент, когда она окажется ненужной. Ибо когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учёт и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных «хранителей традиций капитализма», — тогда уклонение от этого всенародного учёта и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьёзным наказанием (ибо вооружённые рабочие — люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики и шутить они с собой едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой».

(В. И. Ленин. ПСС, т. 33, с. 102.)

Когда это писалось, общественным производством в России и во всём мире управляли — когда сами, когда через своих доверенных лиц, менеджеров, — владельцы частной собственности в виде «заводов, шахт, пароходов»…

Когда это писалось, несложные, казалось бы, основные правила всякого человеческого общежития ещё настолько не были для очень многих в России привычкой, что развал государства, ставший фактом до Октября 1917 года — я ещё об этом скажу, привёл к концу 1917 года к огромному росту бандитизма даже в Европейской России, и уж тем более там, где сдерживающие факторы были особенно слабыми. А символом этого разнузданного пренебрежения основными правилами человеческого общежития стала «махновщина» — «родимое пятно» царизма.

Но через полвека после того, как это было написано, Россия, говоря словами Ленина, стала в некотором смысле «одной конторой и одной фабрикой с равенством труда». Стала огромной экономикой — второй в мире! И научились управлять ей без «королей индустрии» и без банкиров сами люди!

И научились они этому неплохо, если год от года материальное благополучие у всехчестно работающих и умно живущих в СССР возрастало, а советское общество обеспечивало развитие науки, культуры, образования, отдыха, социального обеспечения… И было при этом стабильным, свободным — без решёток на окнах домов, без страха терроризма, зато — с уверенностью и в завтрашнем, и в послезавтрашнем, и в послепослезавтрашнем дне, как в собственном дне, так и общественном…

Это ведь всё было!

И это было — хотя и не сразу — в России, задуманной Владимиром Лениным и вызванной им к жизни!

Далеко и высоко видел Ленин, размышляя над будущим России под тысячезвёздным русским августовским небом… Одного не предвидел он — хотя и сознавал опасность этого — изуверской способности жадной Элиты тотально предавать прошлое, настоящее и будущее своего же народа.

Тем не менее системную и моральную базу Ленин и его сподвижник Сталин заложили в советском обществе настолько прочную, что даже развал Советского государства с конца 1991 года не стал временем разгула анархии.

Не стал потому, что за десятилетия жизни в задуманном Лениным обществе постоянно напоминаемая ленинско-сталинским государством необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития стала-таки привычкой!

А вот если продолжающаяся внешняя подрывная работа вкупе со слепотой народа, предательством «вождей» и подлостью кремлёвских пигмеев приведут к развалу и Российской Федерации, то одной из важнейших системных черт ситуации станет новый массовый бандитизм — неомахновщина! Потому что ельциноидное государство уже почти четверть века отучает общество от укоренившейся советской привычки соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития.

КНИГА «Государство и революция» оказалась неоконченной, а о причине сказал сам Ленин в послесловии к первому изданию:

«Настоящая брошюра написана в августе и сентябре 1917 года. Мною был уже составлен план следующей, седьмой главы: «Опыты русских революций 1905 и 1917 годов». Но кроме заглавия я не успел написать из этой главы ни строчки: «помешал» политический кризис, канун октябрьской революции 1917 года. Такой «помехе» можно только радоваться. Но второй выпуск брошюры (посвящённый «Опыту русских революций 1905 и 1917 годов»), пожалуй, придётся отложить надолго; приятнее и полезнее «опыт революции» проделывать, чем о нём писать.

Автор

Петроград,

30 ноября 1917 года»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 33, с. 120.)

Да, до того времени, как он — пока что скрывающийся, живущий почти под открытым небом — встанет во главе новой России, оставалось всего три месяца: август, сентябрь и октябрь. Хотя ситуация тогда складывалась, надо сказать, «кучерявая»… И если бы она не формировала трагедию, то её можно было бы определить как комическую, фарсовую…

Керенский и Кº (кадеты «справа», эсеро-меньшевики «слева»), возомнившие себя государственными деятелями, продолжали играться в «государственное строительство».

Генералы, возомнившие себя политиками, готовились к роли Кавеньяка или Наполеона.

Те, кто считал себя «солью земли», то есть — крупные промышленники, поощряли и готовились финансировать кавеньяков, а пока потихоньку сворачивали производство, давя где только можно рабочих локаутами. Эти не играли «по маленькой» — они ставили на «крупную», как они считали, «карту» военного переворота. И на промышленниках нам надо, пожалуй, остановиться чуть подробнее…

Ещё в 1905 году, сразу после выпуска царского манифеста 17 октября, была создана отдельная партия крупных капиталистов — Торгово-промышленная партия (ТПП) во главе с Г. А. Крестовниковым и П. П. Рябушинским.

Джек Лондон ввёл в одноимённом романе понятие «Железной пяты» капитала, вооружённой силой попирающей права́ трудящихся. Партию Рябушинского можно было назвать партией «Золотой пяты», но вскоре её лидеры поняли, что нельзя же настолько откровенно проявлять себя держимордами… И ТПП «растворилась» в «Союзе 17 октября» — партии «октябристов».

После Февраля 1917 года возникло новое «издание» ТПП — Торгово-промышленный комитет (Торгпром) Рябушинского, Гукасова, Лианозова, Денисова и Кº. Этот аспект политической жизни после-февральской России освещён по сей день плохо — крупный капитал яркого света не любит. Однако она имела место — политическая жизнь крупнейшего российского капитала!

Тем более что этот капитал был не очень-то и российским. Так, 4 ноября 1916 года состоялось учредительное собрание Нефтяной секции Совета съездов представителей промышленности и торговли. В бюро секции вошли виднейшие представители якобы российских нефтяных монополий — якобы «русаки» А.О и П. О. Гукасовы, С. Г. Лианозов, М. Г. Полак… Председателем секции был избран вовсе уж не русак — Э. Л. Нобель.

(Лаверычев В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М.: Наука, 1988, с. 184.)

И все эти опытные в делах люди не сидели ведь летом 1917 года сложа руки. Они тожеготовились… Торгпром, к слову, действовал и в советское время — в эмиграции, организуя саботаж и готовя интервенцию в СССР.