Идиотам просьба не беспокоиться - Тибор Фишер

– Я бы дал ему в челюсть.

Проснулась она от того, что Тони елозил языком ей по спине. Для Тони это было проявление наивысшего возбуждения, а для сонной Миранды – неприятная слюнявая влажность между лопатками. Можно написать юмористическую репризу, снабдить ее подробной инструкцией о паузах и интонации и дать прочитать двум актерам: у одного номер получится жутко смешным, у другого – до жути натянутым. Точно так же и когда тебе водят мокрым языком по спине: это может быть и прелюдией к исключительному оргазму, и досадным раздражителем сродни протекающему крану – все зависит от того, кто именно водит языком тебе по спине.

– Сходи за газетой, – пробормотала она в подушку. – А я пока постараюсь проснуться.

Тони быстро примчался назад.

– Смотри, что у меня для тебя есть, – сказал он, не имея в виду газету. Почему-то мужчины упорно считают, что ими должны восторгаться только за то, что у них есть эта самая штука. Эта штука у них всю жизнь, но каждый раз они носятся с ней, как малые дети с новой игрушкой, словно это величайшее сокровище во вселенной. Каждый раз, когда их причиндал возбуждается, они требуют бурных оваций и считают себя героями.

– Поздно, Тони. Ты слишком долго ходил.

– Меня не было всего пять минут.

– Я тебя не дождалась. Пришлось заниматься самообслуживанием.

Дыхание Тони горячило ей шею. Он искал подходящее место, чтобы впиться в нее зубами. Он почему-то считал, что это еще один беспроигрышный возбудитель.

– Нет, Тони. Поздно, – сказала она, переворачиваясь на бок и пряча голову под подушку. Тони, насаженный на кол собственной мощной эрекции, издал громкий вопль, в котором ярость боролась в горьким разочарованием. Он знал, что настаивать бесполезно; однажды он проявил настойчивость, но только однажды. Большим и указательным пальцами она обхватила его левое яйцо и сжала со всей силы. Дважды повторять не пришлось.

– Ты сумасшедшая, Миранда, и ты это знаешь, – сказал он, уходя на работу.

Да, она это знала. Все люди на свете делятся на две категории. Те, кто боится показаться неинтересным, скучным и ординарным: тусклый цвет, незаметный на общем фоне. Эти тусклые люди, которые без труда маскируются где угодно и подо что угодно, яростно рвутся ко всему ярко раскрашенному и броскому, стремятся к эпитетам типа «крышей поехал», «с дуба рухнул», «совсем малахольный», «придурковатый»; совершенно нормальные люди выставляют себя сумасшедшими и психопатами, чтобы их приглашали на вечеринки или чтобы им отдавали долги, а те, у кого действительно беда с головой, просто мечтают о том, чтобы вернуться к нормальной жизни, и отдали бы все, лишь бы быть тихим кассиром где-нибудь в Гильдфорде. Однажды в Хокни Миранда познакомилась с ди-джеем, чей сценический псевдоним звучал как Злоебучая Психованная Скотина, и она вовсе не удивилась, когда узнала, что днем он работает помощником налогового инспектора. По-другому и быть не могло.

Когда Тони ушел и больше не путался под ногами, она промучилась целый час, размышляя над определением смешного, но никак не могла сосредоточиться – она думала о помощи людям. Что она сделала для других? Периодически она делала что-то приятное Вив, но это, наверное, не считается. Потому что с Вив они дружат. Она устраивала марафоны в плане бесплатно кому-нибудь отсосать. Но это не может считаться благотворительностью. Однажды она помогла старушке, которая упала на улице, и терпеливо выслушивала ее бессвязные излияния о уже двадцать лет как покойном муже на протяжении получаса, пока не приехала «скорая». Врачи извинились, что они так долго; они обслуживали какого-то мужика, который жаловался, что у него не стоит и он не может доставить радость своей новой подружке. Но Миранда на самом деле вовсе не собиралась никому помогать, у нее в ежедневнике не было записи: «надо кому-то помочь»; она просто проходила мимо, когда старая клюшка свалилась на тротуар, и ей не хватило душевной черствости, чтобы пройти мимо. Так что это не считается.

Потом позвонила Хедер. Ее подруга срочно искала кого-нибудь, кто посидит с ребенком. Миранда уже собиралась вежливо отказаться, но тут Хедер сказала:

– Они заплатят сто фунтов.

Видимо, совсем уже вилы, подумала Миранда. У нее не было никакой, пусть даже самой убогой квалификации в качестве приходящей няни, разве что она, вероятно, заметит, если в доме начнется пожар.

Мамаша даже и не скрывала своего беспокойства насчет доверить ребенка Миранде, так что та даже слегка оскорбилась. Если ты кидаешь собственного ребенка на попечение чужого и незнакомого человека, то сделай хотя бы вид, что тебе это по кайфу. Миранда уже потихонечку злилась на себя за то, что согласилась на подобную авантюру, пусть и за сотню фунтов; она собиралась перевернуть всю квартиру в надежде найти хоть один из шести пинцетов, которые исчезают таинственным образом и бесследно.

Ребенку было всего три месяца, но он весьма категорично выражал свое неудовольствие по поводу ухода любимой мамочки. Миранда уже забыла, как звали ребенка. Она попыталась решить проблему смешного, но не смогла. Озарения опять не случилось. Вот почему женщины никогда не добиваются ничего выдающегося: когда ты заводишь ребенка, ты без проблем можешь вкалывать на заводе или управлять банком, но думать тебе уже не дадут. Она попыталась перенести ребенка в другую комнату, потом – на другой этаж, но он продолжал истошно орать и тем самым мешал ей сосредоточиться.

– Надеюсь, тебе, это будет хороший урок насчет крика, – сказала Миранда, оттащив люльку с ребенком в гараж. Она поставила люльку на заднем сиденье «вольво», закрыла дверцу машины, закрыла дверь гаража и уселась на кухне, где теперь воцарилась блаженная тишина. Она выпила чаю, который, как она очень надеялась, был из дорогих сортов, и вновь задумалась над формулой смешного. Вот что ее действительно интересовало: найти единственно верное определение, что есть смешное. Только это и ничего больше. Абсолютное комическое манило, как свет в ночи.

Это был очень тревожный знак, что помимо определения смешного ее больше ничто не заботило; но она была вовсе не против, чтобы сосредоточиться на одном, потому что доказано, что без тяжелой работы ты ничего не добьешься. Ньютон, Лейбниц, Гаусс, Гильберт, Рамануджан – их обвиняли во всех грехах и пороках, кроме одного: лености. И они добились существенных результатов. Все остальное ее не заботило: хлеб насущный, культура, счастье и далее по списку. И это ее беспокоило – в перспективе. Если все так и пойдет, то ничего другого уже не останется. Проблема смешного была ее последним убежищем – действующей связью с миром. Ну ладно, есть еще кое-что. Но оно далеко не всегда интересно.

Закрыть орущего ребенка в машине – в этом тоже есть что-то смешное. Движущий импульс большинства шуток – столкновение абсурда и жизненной правды; но здесь было другое. Миранда представила, как она мило воркует с мамашей, зная, что ее милая деточка подверглась суровой аскезе в запертом гараже.

Без пятнадцати четыре Миранда забрала ребенка из гаража и поменяла ему пеленки. В пять минут пятого мама вернулась.