Джек-пот для Золушки - Дмитрий Ребров

А Новый год уже был на носу. Все праздничные планы Наташи были связаны только с Колей, а от него не было ни слуху, ни духу, Тридцать первого декабря она стала названивать Ярославцевым с самого утра, буквально через каждый час. Елена Михайловна неизменно сокрушенно отвечала, что сын еще не объявлялся. С той же почти регулярностью трезвонил и Наташин телефон — это Левчик с маниакальной настойчивостью уговаривал ее встретить праздник в каком-то ночном клубе, где он уже заказал для них двоих столик.

Время бежало, а решение все не приходило. Что делать, если Коля так и не появится? Альтернатива была совсем не радостной — либо сидеть в праздник дома одной, либо уступить настырному Левчику и отправиться в клуб.

В восьмом часу Левчик перешел от слов к делу. Он заявился к Наташе домой, не по-праздничному мрачный и решительный, и сказал, что никуда без нее отсюда не уйдет. Делать было нечего, Наташа стала собираться. Перед уходом из дома она в последний раз набрала номер Николая — его по-прежнему не было.

На улице Наташа неожиданно заартачилась и наотрез отказалась садиться в джип Левчика. Тот, чертыхаясь, вынужден был подчиниться ее капризу и залезть в ее синий «Форд». Вся дорога в клуб прошла в тягостном молчании, оба были сердиты и раздражены упрямством друг друга. Праздничного настроения не было и в помине…

Музыка в клубе гремела с такой яростной мощью, что можно было предположить, что встречать Новый год здесь собрались самые отвязные глухие и слабослышащие столицы и окрестностей. Особенно донимали низкие частоты, буханье басов доставало до самых печенок, временами Наташе казалось, что ее просто-напросто нещадно лупят резиновой дубиной. О том, чтоб перекинуться парой слов в этом невообразимом грохоте, нечего было и думать. Отплясывать вместе с безумствующими юнцами не хотелось ни Наташе, ни Левчику, вот и сидели они, скучные и унылые, за своим столиком и молча глазели по сторонам, стараясь при этом не смотреть друг на друга.

Наташе не нравилось в клубе. Ее здесь раздражало все — и невообразимый грохот, и сама музыка — примитивная, как табуретка, и непрерывное мельтешение огней, и истошные завывания ди-джеев, и натужные, плоские шуточки ведущих — долговязого тощего парня в мятом халате и косноязычной полуголой девицы в кокошнике, изображавших Деда Мороза и Снегурочку.

Но больше всего ее раздражал человек напротив — мрачно зыркающий из-под насупленных бровей друг детства Левчик Усачев. Временами она ловила на себе его тяжелый взгляд, и неожиданно ей показалось, что в этом взгляде горит вовсе не обида и не раздражение, а откровенная злоба, даже больше того — ненависть.

«Господи, что я делаю здесь, в этом дурацком клубе?! И зачем только я пошла с ним? Зачем вообще он нужен мне, а я — ему? У меня есть Коля, а у него… Наверняка тоже кто-то есть, может быть, ждет его сейчас, скучает, а он… Ну кому, кому нужен этот цирк?! Нет, хватит ерундой заниматься…»

Наташа наклонилась к Левчику и, надсаживая голос, прокричала ему в самое ухо:

— Лева, я на минутку, мне надо!..

Он кивнул — понял, мол, хорошо. Наташа встала и, подхватив под мышку сумочку, двинулась между столиков к выходу из зала. Она спустилась вниз по лестнице, но свернула не направо, к туалетам, а налево, к гардеробу. Торопливо достала из сумочки номерок и, схватив в охапку свои шубу и сапожки, опрометью кинулась к выходу из клуба…

Левчик наблюдал за Наташиным бегством сверху, укрывшись за массивной колонной. — Вместо того чтобы спуститься вниз и остановить ее, он с какой-то ехидной и злой радостью мысленно ее торопил:

«Давай, давай, проваливай к чертям собачьим, Золушка хренова! Видеть больше не могу твою кислую рожу! Черт с тобой, беги к своему хахалю! Подожди, придет мой черед, уж я на вас тогда отосплюсь! И на тебе, директорша, и на шибздике твоем! Как же вы все мне осточертели! Если б не босс, раздавил бы как клопов прямо сейчас! Ненавижу!!! Ну все, свалила, корова? Вот и ладушки, пора и мне к Ларке двигать. А боссу что-нибудь сочиним, не впервой… Эх, жаль только, что эта овца без колес меня оставила…»

До полуночи оставалось немногим более получаса, когда Наташа позвонила в дверь квартиры Ярославцевых. Ей открыла принаряженная Елена Михайловна. Едва увидев грустную Наташу, она радостно заулыбалась и закивала головой:

— Приехал, Наташенька, приехал, заходи…

Та шагнула за порог и растерянно обернулась к хозяйке — ее сына в коридоре не было.

— А… где же он, Елена Михайловна? — неуверенно спросила Наташа.

— Да здесь он, здесь… Только сейчас он… на крыше. Ты не удивляйся… Понимаешь, он, как приехал, стал тебе звонить, а ты не отвечаешь («Вот клуша, опять „мобильник“ дома забыла!» — мелькнула у Наташи досадная мысль). Ну, расстроился, конечно, вот и полез к себе на крышу…

Наташа знала об этой причуде Николая. Он сам, подсмеиваясь над своей странной привычкой, рассказывал ей, что особенно хорошо ему думается на крыше их старого сталинского дома. У него имелся ключ от чердака, и когда ему надо было что-нибудь спокойно обдумать, он забирался наверх и, словно взлетев над шумной, суетливой Москвой, погружался в свои мысли. «Мой сад камней» — так в шутку называл он открывавшийся с самой верхотуры затейливый узор из бесконечных — до самого горизонта — разномастных зданий, крыш, антенн и труб.

Наташа взлетела на последний этаж. Тяжелая металлическая дверь, ведущая на чердак, была приоткрыта, и она, с бешено клокочущей в висках кровью, задыхаясь от внезапно нахлынувшего невероятно сильного волнения, шагнула в пыльную, затхлую темень. Наташа на ощупь пробиралась все дальше и дальше, мимо грозно гудящих моторов лифта, через какой-то хлам сваленные грудой железяки, тряпье, обрезки труб, ящики и коробки — туда, откуда еле сочился слабый свет ночного города.

Выбравшись, наконец, на вольный воздух, огляделась. На самом краю крыши, у невысокого парапета, стоял, опустив голову, Николай. Он казался таким одиноким, неприкаянным и печальным, что от нахлынувшей к нему жалости у Наташи перехватило дыхание, сердце сжалось в комок и на глаза навернулись слезы. Она ступила на густо заснеженную кровлю, сделала один неуверенный шаг, другой, и вдруг…

— Коля!!! — сдавленно вскрикнула она и, разом позабыв обо всем на свете, опрометью кинулась вперед.

Мгновенно оглянувшись, словно только и ждал этого окрика, он рванулся ей навстречу.

Она прильнула к нему, изо всех своих сил прижалась к его груди, уткнувшись носом в мохнатый свитер, пахнувший почему-то яблоками.

— Я… я… — тихо всхлипывала Наташа, не поднимая головы. Она не знала, как сказать Коле о том, что не переставала думать о нем ни на минуту, что сходила с ума от тоски, то ждала его, ждала не три этих бесконечных дня, а всю свою не самую гладкую жизнь, что он ей бесконечно дорог и очень, очень нужен…

Николай осторожно отстранился и поднял ее лицо. Пристально глядя в заплаканные глаза, он негромко произнес осевшим от волнения голосом:

— Наташа, милая моя, хорошая… Я люблю тебя!