Американский голиаф - Харви Джейкобс

– Не стада, один я, – сказал Аарон. – Там двадцать акров и домик, точно для кукушки; хозяйка – вдова, живет в Вермонте. Я ей любезность оказываю тем, что беру эту ферму.

– Хороша любезность. За такую любезность по голове и лупят, – сказала Берта.

– Вот и дедушка все о том же, – согласился Аарон.

– Мудрый человек, скажу я тебе. Уши прочищай, когда он говорит такие вещи.

– Вот, – сказала Анжелика, – розовый.

– Почему не голубой? – спросила Берта.

– Это девочка, я чувствую.

– Что ты такое говоришь? Благодари Бога, что кузен Джордж не слышит.

– Сколько нужно ярдов?

– Я бы сказал, два для надежности, – ответил Аарон.

– Это ж ребенок, а не бегемот, – вмешалась Берта. – Посмотри, какая хрупкая женщина. Моему сыну хватило полутора, а Александр был что твоя тыква. Сколько будет за полтора ярда розового и голубого?

– Нисколько, – ответил Аарон. – Вы мне уже заплатили. Кофе спас мою жизнь, а общество двух очаровательных женщин подняло настроение на целый день. Рожайте здоровенькую девочку, миссис Халл. Скажете, что дядя Аарон подарил ей комбинезончик.

– Ты это дело брось, – запротестовала Берта. – Ишь чего надумал. Сперва возьми от дяди Аарона подарок, а потом и до земли дойдет. Говори, сколько стоит, мистер Бапкин, а после сбрасывай полцены.

– Нет, я настаиваю, – сказал Аарон. – И добавлю ножницы, если надо.

– Смотри какие они добрые! – воскликнула Берта, – Не будет она тебя больше любить за этот подарок, так что давай говори цену.

– Большое спасибо, – сказала Анжелика. – От меня и от маленькой. Это прекрасный подарок, я очень вам благодарна.

Анжелика протянула руку, и Аарон ее пожал. С тех пор как уехал Исаак, Аарона впервые коснулся кто-то, отличный от него самого. От Анжеликиной руки он растаял больше, чем от кофе. Он смотрел на ее улыбку и не мог отвести глаз.

– Что это с тобой? – спросила Берта. – Гляди, опять кровь потекла.

Берта следила за Аароном, пока не убедилась, что тот ушел.

– Знаешь, Анжелика, что я тебе скажу, здесь Кардифф, а не Бингемтон, у нас свои правила. Никогда не смотри в глаза мужчине.

– У него глаза не страшные, – ответила Анжелика, теребя пальцами материю.

– Нигде не набрызгал? – Берта принялась искать капли. – Они просто так ничего не делают. До ночи кровь обернется личинкой, забьется в какой ящик да и затаится клубком.

Позже, пока Берта раскладывала рождественские украшения, Анжелика сидела одна и подбирала по цвету деревянные кусочки головоломки-мозаики. Рождественская картинка постепенно обретала очертания. Среди зверей и кусочков Святого семейства видны были почти целиком все три волхва. У Марии сложилась половина сияющего лица, часть плеча и грудь. Пухлая розовая ножка и крошечная ручка младенца Иисуса тоже были на месте. Из-под коричневого балахона торчала обутая в сандалию ступня Иосифа.

Анжелике вдруг пришло в голову, что, кроме кур, козла, лошади, коровы и, может быть, волхвов, все здесь были каким-то образом евреями. Найдя тот фрагмент Иосифа, где кусок бороды соединялся с одеждой, она аккуратно вложила его в картину. Анжелике стало интересно, не выйдет ли Иосиф хоть немного похожим на лозоходца. Берта говорила, что все они на одно лицо, потому что спят с собственным отродьем. Это часть их плана, они надумали захватить мир и прибрать к рукам все, что плохо лежит. Еще она сказала, что евреи тайком контролируют банки и торговлю, фабрики и целые империи. Но если вокруг так мало евреев, но при этом они обладают такой властью, почему, думала Анжелика, у них никто не учится?

Дети сидели ль на коленях твоих, теребя тебя за усы

Под защитой могущества твоего?

Или сущность твоя – природа,

Камень – хладный и бездушный?

– Бог ты мой, какой актер! – охал Чурба, выглядывая через щель в занавесе. – От голоса мурашки по спине.

– Посмотри, кто в зале, ты веришь своим глазам? – говорил Джордж. – Морган,[62]Рокфеллер,[63]Карнеги, Фиск,[64]Пулман,[65]Вестингауз,[66]Виллард,[67]Гарриман,[68]Хилл, Белмонт,[69]Вандербильт, вон там, во втором ряду, Джей Гудд,[70]эта скотина чуть не обвалила страну своей «черной пятницей». Пьерпойнт Морган – вон тот, с носом как луковица. У каждого хватит денег на целую пирамиду. Толстяк в углу – Босс Твид, к нему прицепом – мэр Оуки Холл,[71]за ним – все репортеры города. Принюхайся. Чувствуешь, как пахнут их женщины? А теперь скажи мне, Бен, ты жалеешь об этой аренде?