Алиса в Стране Советов - Юрий Алексеев

— Я же предупреждал, — приговаривал он шёпотом. — Гостям не пристало заглядывать в углы. Там ничего светлого, типичного для нашего Дома нет. Углы вообще приравнены у нас к миражам, и это научно…

— Простите, но ведь домов без углов не бывает, — пролепетала Алиса.

— Временность! Временность! — заверил Чек. — Строительство круглых залов чуточку задержали проектировщики. Но черта — вы обратили внимание на мел? — уже подведена. Баста! Мы закругляемся.

— Шапо! — заорал ёрник Кот. — Тожемне за чертой остается. С удачей вас, Герцогиня!

— Удача? — переспросила Алиса. — Разве за чертой хорошо?

— Ве-ли-ко-леп-нень-ко! — запрыгал туда-сюда от двинувшейся в атаку ноги Чека ловкий Кот. — Ей наказание не грозит. За чертой она вне опасности.

— Не понимаю, — призналась Алиса.

— А чем накажешь, когда её жизнь и так сущее наказание… Какая добавка ей навредит? — изрёк Кот, сощурясь.

— Софистика! — вскричал Чек, не в силах Кота ногою словить. — Спекулятивный жонгляж фактами — белое подбрасываем, чёрное ловим.

— Ась? Чег-го? — в мужичьей манере наложил лапу на ухо Кот. — Может, объясните как-нибудь популярно?

— И объясню! — вспотел, готовясь к нелёгкому, Чек. — Объясню как-нибудь литературно. — И к Алисе склонился: — Видите ли, деточка, жизнь бывает простая и — в клеточку. Так вот Тожемне, как вы имели убедиться, всем довольна, у неё всё решительно, даже Мужик, есть… Так зачем ей ещё какое-то наказание? Пусть оно достается тем, кто потерял реальную почву, гм, по крышам — виват, готика! — скачет, и кому цели наши с чердака не видны, далеки.

На словах «не видны, далеки» стрелки всполошились, гурьбой повалили к спасательным кругам и стали украдкой делать в мишенях дырочки пальцами. Чек поперхнулся, отвел глаза к потолку и забормотал: «Ах, батюшки мои! Побелить… побелить пора! Светлому Дому — светлый колёр!». А Кот Алисе сказал:

— Нет, вы на снайперов полюбуйтесь! Ну, кр-ра-сота…

— Красиво жить не запретишь! — надменно отозвалась с табуретки Кухарка и на младенца визгучего с шлепками накинулась: — Надо меньше пить! Меньше мочиться!! Слушать старших и не пищать!!

— Вот кого надо слушать на митингах! — указал на Кухарку Чек. — У неё государственный ум, управленческое чутьё!

— Ась? Чег-го? — опять сработал под глухонько-го Котяра.

— Ум и чувство руля, если хотите! — вычурно произнёс Чек.

— Ну, у руля мы и не таких видели, — в тоне автоинспектора отрубил Кот. — Только где сейчас их права? Куда приехали, ась?..

Здесь Кимоно Петрович чтение оборвал. Над ним сгустился вдруг призрак близкого наказания.

«Да, всё в нашей жизни зыбко, — бежало ему в голову. — И снайперы, и кухарки у нас скоротечны. Ворошиловские — куда уж лучше стрелки! — стали мишенями, а Лаврентий пристукнут, как одичалый пёс. А где Булга-недолга — Николай-Негодник? Где Маоленков? Все вычеркнуты, все оплёваны. О людях попроще и говорить не приходится: нынче любимец, завтра проходимец. А почему? Почему!? — горячил себе мозг Кимоно Петрович. — Неужто без наказания остаются лишь те, чья жизнь сама по себе уже наказание? Но кто тогда у нас счастлив, и зачем этот добровольный ад в порядке живой очереди!?…».

Вот на какие окольные мысли навело Кимоно Петровича чтение, из чего можно заключить, что книги вредны не тем, что в них написано, а тем, что после них думается.

Думание — процесс неизученный, а мнительность вообще бесконтрольна. Перелистав «Алису в Стране Советов», доктор Безухов сказал: «Нет уж, нет уж!» — в смысле: «Проспекты-улицы без моего имени обойдутся!», набрал 09 и нехорошим голосом испросил:

— Голубушка, как позвонить в комитет?

В Москве несчётное количество комитетов. Но нехорошим голосом спрашивают лишь про один. И телефонистка без уточнения, без заминки Кимоно Петровичу нужный нумер дала.

— Прекрасно! — сказал вместо спасибо Безухов, однако палитра прекрасного тут же помнилась ему слишком богатой оттенками, и он спросил себя: — А не проще ли сжечь? Сбрызнуть бензинчиком — и концы в воду…

«Куда как лучше! — поправил его иронично внутренний голос. — Ты что, на улице эту листовку нашёл?.. Вспомни чернильного! Разве без грима такими лица бывают?!».

Двое суток он неприкаянно мыкался. А в момент, когда вдруг пришло облегчение и голова прояснилась, он сказал себе «Нет, не бывают», набрал нумер и приятным, ищущим голосом проворковал:

— Справочная?

— Справочная слушает, — подтвердила справочная.

— С вами говорит доктор биологических наук Безухов.

— С улицы?

— Но почему же!? Из дома.

— Внимательно слушаем вас, товарищ, — щёлкнуло что-то в проводке.

— Кхм, я, право, затрудняюсь, но не подскажете, кто у вас, как бы выразиться, ну, курирует литературу?

— Литературу у нас никто не курирует. Ваш телефон, товарищ?

Кимоно Петровичу захотелось дать отбой. Но отступать было поздно, да и глупенько. И он свой номер назвал.

— Ждите! — приказала справочная. — С вами свяжутся.

Минуты через две, не более, раздался звонок, и несколько грубоватый, подделанный под участливый голос без «здравствуйте» произнес:

— Доктор Безухов? У вас какое-то затруднение с литературой? Я — Кожин-Морозов. Так что у вас там?

— Понимаете, товарищ Кожин-Морозов, — плаксиво загудел доктор. — У меня среди бела дня украли научный труд.

— Этим занимается милиция, — сменил участие на суровость голос. — Пора бы знать!

— Да, конечно-конечно, товарищ! Но взамен мне подсунули штучку-дрючку под названием «Алиса в Стране Советов»…

— Повторите! — заново стал участливым Кожин-Морозов.

— «Алиса в Стране Советов», — многозначительно изрёк доктор.

— Машинопись? Ротапринт? Гектограф? — заторопился Кожин-Морозов.

— Рукодельщина. Но почерк разборчивый, — подстегнул интерес доктор.

— Ваш адрес… кстати, кто автор? Есть там исходные?

— Автор не обозначен, — сказал доктор и свой адрес назвал.

— Я выезжаю. Ждите! — сухо распорядился Кожин-Морозов, привыкший, видимо, повелевать. — К телефону не подходить, в дом никого не впускать!

— А…а жена!? — подрастерялся доктор. — Она вот-вот вернётся из магазина.

Кожин-Морозов помедлил и произнёс:

— Нежелательно.

И повесил трубку.

«Как это — нежелательно? — до края обеспокоился Кимоно Петрович. — Что кроется за “нежелательно”? Арест… пытки на дому!? Нет, глупости! Я же не знаю ни рыжего, ни чернильного, граждане! Я добровольно вызвался услужить, а там уже ваше дело найти и выдрать рыжего из нашей среды, чтобы здоровая часть общества могла теснее сплотиться в ряды. Главное, я не уклонился сообщить куда нужно, и это мне безусловно зачтётся при всех случаях, как во все времена…».