Заживо погребенные - Линда Фэйрстайн

– Ты оставила его, когда мы пошли в дом. Ты разве не помнишь?

– Не совсем. Я немного запуталась.

– Кошелек еще там. Как ты думаешь, я заплатил за обед? – спросил Майк.

– Великий картограф, урожденный Герхард Кремер, родившийся в 1512 году. Он придумал слово «атлас» – по имени титана, перед которым преклонялся, – для своей коллекции карт мира, он взял себе следующее имя, – говорил Требек с экрана.

– Бери себе еще двадцатку. Я пас, – сказала я.

Трое соперников телешоу не ответили, как и я.

– По-моему, Рэнд и Маккнэлли в 1512 году еще не родились, – проговорил Майк.

– Ребенку нужны новые ботинки, – сказал Мерсер, протягивая руку к Майку. – Кем был Меркатор? Герардус Меркатор?

– Иногда ты меня удивляешь, – сказал Майк. – Твой старик?

Отец Мерсера был механиком в «Дельта Эйрлайнз».

– Он постоянно приносил домой карты, и я изучал маршруты пилотов. Разве вы не помните проекции Меркатора, прямолинейные локсодромы?

– Извини, Мерсер. Не понимаю.

– Кстати, у меня небольшой сюрприз, – продолжил Мерсер. – Отдел общественного транспорта раскодировал проездной билет, выпавший из кармана Шелкового Чулка. Днем они отправили по факсу данные в офис. Ты получишь их завтра.

– Что-нибудь интересное?

– Подземка Лексингтон-авеню. В основном он крутится на Семьдесят седьмой улице. Как мы и думали, он там живет либо работает. Ты выяснишь это сама, когда тебя выпишут. Возможно, это тебе что-то подскажет.

К девяти часам вечера глаза у меня буквально слипались. Детективы играли в карты, сидя на моей постели.

– Сдавайся, Куп. Ты уже носом клюешь, – проговорил Майк.

Он встал и пошел за медсестрой. Решил, что мне пора принимать лекарство.

Я боролась со сном, потому что боялась кошмаров, которые сулила мне ночь. Боль отошла, но временами казалось, что я все еще лежу в тесной нише с кляпом во рту. Эти ощущения вспыхивали и снова гасли.

Вошла медсестра с бумажным стаканчиком и высыпала мне в руку таблетки. Я даже не спросила, что было за лекарство. Молча проглотила его.

Мерсер привстал, потянул за цепочку, и свет над моей подушкой погас.

– Пожалуйста, оставь свет, – попросила я.

Он поцеловал меня в кончик носа.

– Я оставлю свет возле стула. Я никуда не уйду, Алекс.

Укладываясь поудобнее, я повернулась на бок. Ребенком я просыпалась иногда среди ночи, и тогда мама учила думать о чем-нибудь хорошем. Я закрывала глаза и представляла, что иду по пляжу с отцом, держась за руку, а он рассказывает мне истории из своей молодости. Об их романе с мамой. Или представляла свой последний визит к бабушке, ее ферму, как она баловала меня.

На этот раз я попыталась воспользоваться старым способом, но гнетущий осадок, поднимаясь откуда-то снизу, мгновенно прерывал мои счастливые воспоминания.

Я с трудом открывала глаза, вновь видела, как Майк с Мерсером играют в карты, и смотрела на них, пока глаза сами не закрывались вновь. Таблетки все же сотворили чудо. Я заснула.

Проснулась, когда было часов семь. Больничный распорядок не дает залеживаться по утрам. Медсестры и ассистенты меняются, по коридорам катают тележки с едой, уборщицы моют полы. Все это прогоняет сонное состояние.

Обернувшись, я поняла, что нахожусь одна. От Майка и Мерсера осталась лишь колода карт рядом с графином.

Я села в кровати и тут заметила за дверью спину полицейского в форме. Казалось, офицер дремал, сидя на стуле, – его голова свисала вперед. Я убрала перила, встала и направилась к нему. Вероятно, он услышал звук, сразу встал и зашел в комнату.

– Мисс Купер? Доброе утро. Я Джерри Маккэллион из Тринадцатого отдела.

– Где Уоллес? Где Чэпмен?

– Я пришел сюда около часа ночи, их уже не было. Но вы не волнуйтесь, мэм, вы не были одни. Тут была временная смена…

– Я не о себе беспокоюсь. На них это не похоже. Если они сказали, что будут здесь…

– Тому, который из отдела убийств, примерно в полночь позвонили. Плохие новости.

– Новости?…

Маккэллион продолжал говорить.

– Его подруга попала в какую-то аварию в Канаде. Мне сказали, что она упала и сломала себе шею. Погибла.

– Ты где находишься? – спросила я Мерсера. – Можешь говорить?

– Могу. Я только что вышел из машины. Короче, Майк только что отключился – уснул минут пятнадцать назад. Который сейчас час?

– Почти восемь. Что случилось? И где?

– Ее брат позвонил Майку ночью на сотовый. Я отошел в другую палату вздремнуть на часок. Так что было, должно быть, около двенадцати. Лыжный спорт, ты в курсе?

– Вэл как-то рассказывала. Вертолет поднимал их куда-то и высаживал на вершине горы. Но ведь это занятие только для профессионалов.

Мерсер замолчал. Потом продолжил:

– Главная опасность в том, что эти трассы на картах не отмечены и очень ненадежны. Катастрофа случилась, то ли когда группа уже прыгала, то ли это из-за вертолета.

– Она разбилась?

– Алекс, они свалились втроем в расщелину. Снег сдвинулся, под ним была огромная расщелина в скале. Вэл и двое других – они просто попали в этот разлом. Брат оказался позади и видел, как все случилось.

Я подумала о мужестве и стойкости Валери Якобсон. Она победила в себе рак. Но коварный спорт забрал ее жизнь.

– Это случилось вчера?

– Позавчера. Они целые сутки откапывали тела.

– Но Майку позвонили только вчера. О чем они только думают? Разве они не знали, как он любит ее?

– Он уверен, что родители Вэл не хотели, чтобы он гуда ехал. Вероятно, они не знали, что у них серьезные отношения. Он считает, что они просто не хотели ничего знать.

– А похороны?

– Сегодня утром. В девять часов в Пало-Альто. Будет только семья. Он не попал бы туда вовремя, даже если бы захотел. Может быть, они специально так рассчитали.

Я давно знала, что иудейская религия помогала справляться с такими вещами лучше всего. Не сиди целую неделю в комнате с телом. Похорони до следующего заката солнца и потом оставайся один на один со своей скорбью. Это так не соответствовало устоям католической церкви, в лоне которой вырос Майк. И все это было ему чуждо.

– Ее брат сказал, что поминальная служба через две недели, – продолжал Мерсер. – И Майк сейчас просто ослеп от гнева. Он не знает, на кого накинуться.

– Ты где?

– Хороший вопрос, – сказал Мерсер. – Слышала когда-нибудь о Джеймстауне в Род-Айленд?