Лицо отмщения - Владимир Свержин

— Вряд ли. Во всяком случае, на свидание с Конрадом тебе рассчитывать не приходится. Вот, пожалуй, и все. — Стефан Блуаский вскинул плечи. — Я не рекомендовал бы тебе отклонять мое приглашение. Торжество будет недолгим, но пышным. Так что в будущем, в тиши монастырской кельи, где тебе надлежит отмаливать злодеяния твоего богопротивного отца и многогрешной матери, тебе будет о чем вспомнить.

— Когда Господу угодно, он и посреди моря прокладывает твердый путь, — холодно и отстраненно проговорила Матильда. — И в радости, и в беде я уповаю на милость Его.

— Да? — хмыкнул принц Стефан. — Что ж, уповай. А еще можешь уповать на Кракемара. Знаешь, огромный морской змей, живущий, по слухам, где-то в этих водах. Говорят, он исполнен доброты и справедливости. Иногда, обернувшись человеком, он заходит в рыбацкие лачуги. И тем, кто его хорошо принимает, загоняет в сети богатые косяки рыбы. Но, если вдруг его прогневить, он способен обвиться вокруг корабля и переломить его, точно соломинку. Говорят, пасть его такова, что целого человека он может проглотить, даже не пережевывая, а взгляд столь ужасен, что команда, увидевшая его с палубы, от страха просто впадает в безумие.

— Что ж, в сравнении с тобой, дорогой кузен, Кракемар намного предпочтительнее.

— А-а! — раздался крик впередсмотрящего. — Там, там!.. — Матрос, схватившись за мачту, пытался укрыться за ней, точно это раскачивающееся бревно могло защитить его от чего-то ужасного, маячащего впереди. — Милорд, там — глаза!..

* * *

Михаил Аргир гнал своего андалузца широкой рысью. «Это измена, — твердил он. — Измена императору. Никотея не должна была ехать в Киев. Это по меньшей мере непристойно. Если предполагается, что севаста, как родственница василевса, будущая невеста кесаря рутенов, она должна была ждать свадебных послов на землях империи, никак иначе! Если же она и впрямь пустилась в дорогу, стало быть, выполняет поручение Григория Гавраса!

А вероятнее всего, даже и не так. Вероятнее, они в сговоре и желают привлечь на свою сторону Мономаха с его нескрываемыми претензиями на престол. А еще эти темные персоны рядом с ней. Надо же, кто бы мог знать, что этот бедный рыцарь — родственник сицилийского короля! Но я чувствовал, что здесь что-то не так. Если сейчас они все вместе направляются в Киев, чем еще это может быть, кроме измены?!

Недаром же архонт, пленив сицилийца, вдруг ни с того ни с сего отпустил его и, более того, приставил охранять сообщницу. Вот оно, коварство!»

Топотирит палатинов мчался, не сбавляя хода. Он потерял несколько часов, выжидая, пока посланная по его следу облава уйдет подальше. Но зато Аргир не был обременен обозом и всегда имел под рукой свежую лошадь. Когда чувствовал, что его скакун устал, он пересаживался на другого и мчал дальше.

Остановился он лишь раз, увидев в степи небогатую кибитку переселенца, тянувшуюся в сторону Херсонеса. Он преградил ей дорогу и молча устремил взгляд на возницу. Тот смотрел на него испуганно и вместе с тем удивленно. «Может, узнать, видел ли этот несчастный кортеж севасты? — думал Михаил Аргир. — В случае чего можно сказать, что я отстал. Хотя нет. Отстал с двумя прекрасными джинетами от неспешно идущего обоза? Это звучит нелепо. Наверняка, добравшись до Херсонеса, этот несчастный поспешит в Бюро Варваров, чтобы доложить, как встретил в степи странного всадника».

Впервые в жизни Михаил Аргир пожалел о своей приметной внешности. Как бы ни быстро нес его конь, голубиная почта быстрее. Весь полуостров — точно огромная тыква-дуплянка, заткнуть ее не составляет труда. «Что ж, не повезло этому страннику оказаться сейчас так близко от Херсонеса. — Аргир положил руку на эфес меча и потянул его из ножен. — Но ведь Господь зачем-то направил его мне навстречу. Зачем?»

Он начал еще раз пристально оглядывать возницу и его экипаж. «Господи, разбойник, как есть разбойник! — глядя, как выходит клинок из ножен, с ужасом думал хозяин кибитки. — И взять-то у меня нечего, да как ему о том сказать? Он еще пуще обозлится. А там — жена и маленькая дочь. Зарежет же и глазом не моргнет». Он спрыгнул наземь и тут же рухнул на колени, затем порывисто вскочил, схватил лежавший на облучке узелок, развернул и отскочил в сторону. Сыр, лепешки, лук, вареные яйца — должно быть, это было единственное богатство, которым обладал переселенец.

«Глупец, он, должно быть, принял меня за разбойника, — усмехнулся топотирит палатинов. — Впрочем, откуда ж ему знать, что перед ним — спаситель империи? Но, может, оно и к лучшему. Желаешь видеть меня разбойником — значит так и будет». Он подъехал в упор к кибитке, не выпуская из поля зрения стоявшего поодаль возницу, свернул узелок с провизией и пришпорил коня.

«Господь спас! — вздохнул бедолага. — Жаль, конечно, еду, ну да ничего. До Херсонеса уже поди недалеко, а там продадим повозку, как-то устроимся».

* * *

Бернар Клервоский сложил персты благословляющим жестом, и замершая пред ним монастырская братия, тая дыхание, приготовилась внимать словам настоятеля.

— Возрадуйтесь, дети мои! — глухо, но все повышая голос, начал аббат Клервоской обители. — Были услышаны моления паствы верных слову Господа! Ибо нынче среди ночи, когда возносил я слова молитвы, явился мне ангел Божий и, воздев крыла надо мною, рек трубным гласом: «Встань, раб Божий Бернар, и зри!» И отверзлись глаза мои, будто прежде шел я, подобно слепцу, ведомому слепцом среди иных слепцов.

Увидел я море скверны, рождающее аспидов, имя коим — люди. Всякий аспид мнит себя разумением и силой равным Господу нашему. И ходит он меж внуков Адамовых, детей Ноевых, и за каждым влачится хвост его. Смущает он разумением прехитрым души, алкающие света истины, но всякое слово его пропитано ядом. И кто уверует в него, ступает без трепета в смрадное море, в океан серный, дабы и самому в аспида переродиться.

И взмолился я тогда, пав на колени пред ангелом Божьим: «Укажи путь мне, дабы не погубил я души своей, укажи путь, коим вести праведных». И рек тогда ангел, коснувшись пером чела моего: «Разве не сказано у Спасителя: „Не мир я принес вам, но меч?“ Щитом веры сохранишься ты от злых козней аспидовых, мечами праведности развеешь помыслы их. Помни, Бернар смиренный, — рек мне ангел, — страждущие злата и власть имущие по наущению змия коварного сменили царствие Божье на марево величия земного. Нет власти, кроме как от Бога. Всякий же, кто себя над оной ставить тщится, аспидовым ядом обуян! И коли против веления владыки небесного и земного намерен оружною силою неволить истинно верующих, то след вспомнить о мече гнева Божьего, ибо сказано: мне отмщенье, и аз воздам! Да ополчится же всякий истинно верующий, и у кого есть кинжал — пусть идет с кинжалом, у кого секира — пусть с секирой идет. Кто же злато имеет, пусть каждую десятую монету отдаст на благое дело, и спасется он, и врата Царствия Божия распахнутся перед ним, как пред светлым праведником. И возликуют ангелы, узрев душу, от скверны отмытую». Аминь!

— Аминь! — вторила ему братия, и Бернару, да что там Бернару — всем, собравшимся в этот час под сводами Клервоской обители, послышалось далекое ангельское пение и легкий шорох белейших крыльев в небесной выси.