Сириус экспериментирует - Дорис Лессинг

Я сказала в Главном управлении, что мою командировку придется отложить. Я сообщила Клорати, что собираюсь приехать на Роанду, и вызвала космолет, который должен был высадить меня на одной из наших старых станций. Мы сохранили ее, несмотря на то что она не использовалась постоянно и дважды пострадала от землетрясений. Мы восстановили ее отчасти из сентиментальных соображений: когда-то моя жизнь здесь была такой плодотворной и счастливой. Теперь у меня имелась возможность побыть здесь наедине с собой и хорошенько подумать, поскольку Клорати требовалось время, чтобы добраться сюда. Я успела забыть, на что способны канопианцы!

Я самостоятельно добралась до небольшой группы строений, расположенных в предгорьях. У меня за спиной лежали высокие хребты западных гор, а далеко на юге остался Леланос, откуда я когда-то пришла сюда. Приближаясь к станции, я подумала, что она не выглядит заброшенной. Неужели Леланос успел захватить сирианскую станцию? Если правители Леланоса перестали бояться Сириуса, значит, они окончательно потеряли разум. Прикидывая, как себя вести, если меня ожидают непрошеные гости, я вошла в ближайший дом. Когда-то я жила именно в таком доме — внутри было просторно и уютно. Прямо отсюда можно было вызвать космолет, который поблескивал в вышине надо мной.

В глубине комнаты, спиной к свету, сидел человек. Я сразу узнала Клорати. Он никак не мог успеть добраться сюда за время, которое прошло с того момента, как я послала ему сообщение. Это означало, что Клорати знал о моем приезде задолго до того, как я отправила ему письмо, и даже до того, как я сама приняла это решение… Переваривая эту мысль, я подошла к нему со словами:

— Привет с Сириуса!

— Понимаю, я тут незваный гость, — сказал он, и я оставила эти слова без ответа, давая понять, что дело обстоит именно так, и села напротив, чтобы видеть его лицо. В последний раз мы виделись в Колонии 11. На планетах Канопианской или Сирианской империи нередко случается, что, узнав знакомого, ты говоришь ему: «Здравствуй», — и видишь, что тот, кого ты принял за старого приятеля, при ближайшем рассмотрении оказывается незнакомцем. В подобных случаях я всегда приходила в смятение и начинала невольно перебирать в памяти прежние жесты, взгляды, манеры друга или сотрудника. Какую часть неповторимой индивидуальности и своей глубинной сущности он утратил? А иногда случается и наоборот. Ты встречаешь человека впервые, но тебя не оставляет ощущение, что перед тобой старый знакомый, — так узнаваемы и привычны для тебя его манеры.

Передо мной был Клорати. Я поняла это, еще не видя его лица, — один лишь силуэт, освещенный со спины. Но он стал другим. Новый облик, который этот человек для себя выбрал, очень напоминал прежний. Должно быть, неплохо, подумала я, быть сильным и здоровым мужчиной, который без труда приспосабливается к условиям жизни на любой планете, находит общий язык с любыми видами и одновременно не бросается в глаза. В этом смысле моя внешность была куда менее удачной: она привлекала слишком много внимания и часто причиняла мне неудобства.

Я хорошо изучила канопианские методы омоложения и смены тела. На анализ этой проблемы у меня ушло немало времени. Должна сказать, что мы, сириане, неплохо владеем подобными технологиями.

Нет ничего, что мы не знали бы о замене тел и протезировании. Мы можем заменять любые части тела по мере их износа. Едва ли в моем организме остался хоть кусочек плоти, которая была Амбиен Второй в эпоху, предшествующую Катастрофе, не говоря уже о периоде, который канопианцы называют Первым Временем. Содержимое моих сосудов тоже заменялось многократно. Однако такие трансплантации и трансфузии требуют времени и терпения. Кто-то сейчас наверняка вспомнит о том, что огромное количество блестящих специалистов сидит без работы, оставаясь невостребованными. Но этот вопрос вновь возвращает нас к экзистенциальной проблеме. Если бы, отвечая на него, мы сделали своим приоритетом приобретение знаний, было бы вполне логичным взять на вооружение канопианские методы сохранения личности. Как просто «умереть», а потом обзавестись новой физической оболочкой. Это позволяет избежать утомительного периода младенчества и детства — канопианцы научились обходиться без него. Вдумчивое, педантичное отношение к изношенной физической оболочке, характерное для Канопуса, могло бы радикально изменить наш облик. В то время как мы латаем собственное тело, меняя износившиеся органы, они просто отбрасывают отработавшее свой срок тело и без всяких хлопот и сантиментов обзаводятся новым.

С момента нашей последней встречи Клорати успел сменить три тела. Он сказал мне, что Назар сейчас живет на нашем Первом Южном Континенте в облике темнокожего охотника, который обучает аборигенов строить отношения с «Великим Духом».

В тоне Клорати я почувствовала укор. Он упрекал нас в халатном отношении к своим обязанностям. Мы махнули на ПЮК рукой.

Поэтому с первых минут между нами возникла некоторая напряженность.

Я пробыла с Клорати пятьдесят Р-лет и, подводя итоги нашего общения, могу сказать: он хотел, чтобы я по-новому взглянула на использование Роанды Сириусом, и не жалел для этого сил. Я сразу поняла, что, если Канопус поручил Клорати, одному из высших должностных лиц Колониальной Службы, опекать меня на протяжении столь длительного времени, он считает это делом чрезвычайной важности. Разумеется, я не обманывалась, считая это личной инициативой Клорати. За ним, как всегда, стоял Канопус. Я понимала, что оказалась в уже знакомой ситуации. Назар… Клорати… какие бы имена они ни выбирали, какой бы облик ни принимали, они становились — и с этим мне приходилось смириться — моими наставниками.

Мы с Клорати сидели в просторной уютной комнате, любуясь пейзажами, которые открывались из окон, и разговаривали.

В лучшие времена, когда Роанда была для меня почти родным домом, отсюда, из предгорий, была видна саванна — светлые леса перемежались с долинами и лугами, покрытыми сочной травой. Теперь все изменилось. Здесь вырос тропический лес. Резкие изменения климата привели к появлению огромных рек, и их многочисленные притоки журчали под пологом листвы, такой густой, что порой она превращалась в непроницаемую завесу. Мы смотрели на разросшийся лес, огромные, сочные листья, пышные кроны деревьев, которые блестели под ослепительно ярким, обжигающим солнцем. От природы былых времен, которая освежала и давала силы, не осталось и следа.

Теперь на этом континенте ждать хороших новостей не приходилось. Клорати зорко следил, чтобы я внимательно слушала его, давая понять, что это — моя обязанность. Он явно готовил меня к чему-то, и я внимала ему, стараясь не упустить ни крупицы истины. Лишь изредка я отворачивалась к окну и смотрела на зелень, окутанную горячими испарениями, и землю, пропитанную влагой теплых дождей, но по большей части я не сводила глаз с Клорати. Умение этого человека заставить прислушиваться к его советам при полном отсутствии авторитарности не переставало удивлять меня.

Ситуация на континенте была такова. Леланос превратился в тиранию и теперь контролировал не только территории, которые ранее делил с Гракконкранпатлом, но и перешеек, соединяющий Южный Континент с Северным Изолированным Континентом, что препятствовало свободному перемещению населения. На остальных территориях был распространен вид, предками которого являлись беглецы и мутанты, оставшиеся от наших многочисленных экспериментов (они скрещивались с местными видами приматов). По внешним признакам этот гибрид мало отличался от жителей Леланоса до того, как его население начало вырождаться. Это были высокие, гибкие, худощавые люди с разными цветами кожи — от светло-коричневого до почти черного, — прямыми черными волосами и темными глазами. Они занимались охотой и собирательством. Хотя среди их предков встречались племена, освоившие сельское хозяйство, эти навыки не сохранились в их генетической памяти, что было неудивительно, — они были немногочисленны, и у них не было необходимости выращивать продукты питания. Эти существа жили в гармонии с природой и в согласии с собой. Все, что они делали, повиновалось воле Великого Духа. Именно так учил их Назар на Втором Южном Континенте. Все это говорило о том, что их жизнь подчинялась Необходимости, о которой я с улыбкой вспомнила в разговоре с Клорати. Наши отношения были непростыми. Сейчас я понимаю, что иначе и быть не могло, ведь за нами стояли две совершенно разные империи. При том мы шутили и смеялись, и наше общение бывало легким и непринужденным. На мои, надо признаться, довольно неуклюжие шутки Клорати отвечал еле заметной улыбкой. Да, признал он, эти люди в самом деле подчиняются необходимости. Точнее сказать, так было в прошлом, поскольку теперь их земли оккупировали леланианцы, которые превратили все население континента в своих рабов. Они трудились в рудниках и на плантациях или становились жертвами ритуальных убийств, которых требовала религия Леланоса. Кроме того, они служили материалом для экспериментов. Клорати рассказал мне о том, что господствующая раса Леланоса постепенно превратилась в профессиональную элиту, которая рассматривала другие народы как гибкий и податливый материал, пригодный для достижения определенных социальных целей. Едва ли я была вправе осуждать такой подход, поскольку именно в нем Сирианская империя видела основу разумного управления. Но леланианцы пошли дальше, используя всех, кто оказался в их власти, как материал для более жестоких экспериментов. Хотя, слушая Клорати, который описывал происходящее в Леланосе, я временами испытывала дискомфорт, я могла твердо сказать, что Сириус никогда не проводил ненужных или жестоких экспериментов. Правда, наши эксперименты над физической природой отличались от биосоциологических исследований, но они проводились лишь в случае необходимости, даже если речь шла всего-навсего о нуждах локального характера… Слушая Клорати, я то и дело спорила сама с собой. Теперь я тоже воспринимала эти беседы как подготовку. Хорошо продуманную, сознательную подготовку к тому, что ожидало меня впереди. Канопус всегда рассчитывал каждый свой шаг. Он предусматривал, оценивал и взвешивал все до последней мелочи, даже когда план был таким долгосрочным, что… Я должна еще раз подчеркнуть, что нам — я имею в виду Сириус и сознаю, что рискую подвергнуться критике, — не дано до конца постичь канопианское понимание долгосрочной перспективы и способность Канопуса предвидеть будущее. Я утверждаю это со всей ответственностью и настаиваю на данной точке зрения… Если я не выскажу ее, мой отчет потеряет смысл.