Счастье™ - Уилл Фергюсон

Серебристый трейлер плавился на жаре, в металле отражался слепящий ультрафиолет солнца пустыни. Указатель, выцветший почти до невидимости, гласил: «Парковое сообщество „Прекрасный Вид“», но кроме «одинарного» вагончика никаких признаков стоянки, теперешней или бывшей, полукочевой или оседлой. Посреди замусоренного двора располагался ржавый пикап без амортизаторов, к дальнему столбу косо протянут шнур удлинителя. Куда ни глянь – ровная коричневая линия горизонта.

– Как тут можно жить? – прошептал мистер Мид. Его лицо вспотело, голос осип. – В металлическом трейлере на солнцепеке? Там же, должно быть, как в печи.

Эдвин выключил мотор, машина прокатилась еще несколько метров и замерла. Тишина. В вагончике никакого шевеления, никто не отодвинул занавеску, никто не скрипнул дверью.

– Может, ближе подъехать? – предложил мистер Этик, оценивая расстояние от машины до двери.

Эдвин выбрался наружу и, заслоняясь ладонью от солнца, присмотрелся к вагончику. Этик и Мид последовали его примеру. За кадром тихо зазвучала тема из фильма «Хороший, плохой, злой».

– Смотрели «Дикую банду»? – спросил Эдвин. – Поставил Сэм Пекинпа. В конце кучка ковбоев идет по центру улицы на последний бой. В общем, как и мы. Давайте воплотим художественные замыслы Пекинпа в жизнь.

– А их всех не убили в конце? – поинтересовался мистер Этик.

– Тихо! – воскликнул мистер Мид. – Видели? Боковое окно, вон то. Занавеска дернулась. Только что… вон, опять! Опять, видели? – Он понизил голос: – За нами следят.

Он расправил плечи и выступил вперед, держа высоко над головой «Что мне открылось на горе». Этот замусоленный экземпляр ехал с ним из города, и сейчас мистер Мид держал его примерно так, как восточные европейцы выставляют амулеты и зубки чеснока, дабы отогнать опасность. Или нечисть.

– Мистер Макгрири! – гулко раскатился в пустоте его голос. Кричать в бесплодной пустыне – все равно что в безвоздушном пространстве: ничто не отражает звук, поэтому он растворяется в тишине. Ни гор, ни эха. – Мистер Макгрири! Можно переговорить с вами? Мы – ваши поклонники. Нам понравилась ваша книга!

Последовал незамедлительный и неожиданный ответ – грянул выстрел, и книжка в руке мистера Мида взорвалась. В воздух вспорхнули обрывки.

– Господи помилуй! – мистер Мид бухнулся на колени, а мистер Этик головой вперед нырнул на заднее сиденье. Эдвин непроизвольно отскочил, но держался молодцом. Не побежал и не спрятался.

– Сукин сын нас убьет! – завопил мистер Мид и, пригнув голову, кинулся на переднее сиденье. Одно дело смотреть в проржавевшее дуло советского автомата, а другое – встретиться со злым гением в его собственном дворе.

– Поехали! – крикнул он. – Живо, живо, живо! Эдвин с отвращением обернулся и посмотрел на две съежившиеся в машине фигуры.

– Мистер Мид, если бы он хотел, он бы вас уже шлепнул. Он целился в книгу.

– Плевать! Хватит. Ради всего святого, садись и поехали!

– Я знал, что вы трус, – сказал Эдвин. (Презрение вылетело, словно плевок.)

– Мы уезжаем, – бросил мистер Мид. – Немедленно. Вопрос закрыт.

– Неужели? А вот вам новость: ключи-то у меня, – Эдвин звякнул ими в воздухе. – Никуда не едем. Мы закончим то, что начали.

Снова повернувшись к блестящей обшивке вагончика, он глубоко вздохнул и выпрямился. Рубашка прилипла к спине, с волос капал пот, но он заставил себя успокоиться.

– Мистер Макгрири! Меня зовут Эдвин де Вальв. Я редактировал вашу книгу. Мы еще разговаривали по телефону, помните?

Молчание. Тишина действовала на нервы, от жары кружилась голова, еще немного, и начнутся галлюцинации. Он шагнул вперед… и пуля взметнула фонтан песка в нескольких дюймах от ступни.

– Запасные ключи! – крикнул мистер Мид. – Под задним половичком, Боб. Ну-ка!

Мистер Этик переполз на водительское сиденье, скрючился под приборной доской, повернул зажигание и включил задний ход.

– Эдвин, – крикнул он, – мы за подмогой! Держись, мы вернемся!

– Стой! – Эдвин побежал следом, но мистер Этик погнал машину задним ходом сквозь пыль. – Вернись! Вернись, бессердечная тварь!

И они уехали. Эдвин остался один, спрятаться было негде. Он повернулся, поднял руки и принялся ждать выстрела. Но выстрела не последовало. Вместо этого из глубины вагончика раздался низкий рокочущий звук. Сдавленное хихиканье превратилось в смех, а затем в громкий раскатистый гогот. «Это последнее, что я услышу? – подумал Эдвин. – Смех безумного Мефистофеля? И все?»

Пот ручьями стекал по телу, пропитал штаны под ремнем, заставлял морщиться, соленая пелена застилала глаза. Эдвин сделал шаг, другой. Медленно-медленно. А затем рванул с места, пригнулся и помчался (вернее, поскакал), петляя, к входной двери.

– Не стреляйте, – крикнул он. – Я сейчас войду, и я безоружен. Не стреляйте!

Ах, но это не совсем так – оружие, конечно же, у него было. Маленький пистолет с патроном в патроннике и снятым предохранителем прикреплен липучкой к внутренней стороне правой икры.

– Я к вам с добрыми намерениями! – прокричал Эдвин. Он говорил неправду.

Дверь распахнулась в удушливую тьму, пропитанную едким запахом пота и табака.

– Джек! – окликнул Эдвин.

Он ожидал, что его встретят дуло в лицо и безумный пылающий взгляд. Вместо этого перед ним оказалась комнатушка, заваленная… книгами. Коробки с книгами высились повсюду. Единственным свободным местом были софа с мятыми простынями и потертыми линялыми подушками да просевшее кресло с пледом, рваное по швам, вокруг, словно после взрыва, валялись хлебные корки и стаканчики из-под кофе. Всюду коробки и книги. Книги и коробки. А посреди всего этого, в полумраке стоял Джек Макгрири.

Оружие – какая-то охотничья винтовка – лежало на кухонном столике, заваленном утварью, грязными тарелками – и опять же книгами. Джек был в майке, перед ним стояла бутылка «Южной отрады» и треснувший стакан. Луч света из окна освещал сбоку его лицо. Лицо медведя. Лицо боксера. Тяжелая челюсть, квадратный подбородок, сломанный нос, щетина. Глаза смотрели на Эдвина сквозь стекла полуочков для чтения, которые придавали этому человеку странный эксцентричный вид. Неровно постриженные белые волосы взлохмачены, словно он только встал после беспокойного сна. К стакану и бутылке виски тянулись огромные ручищи, будто руки каменщика: корявые разбитые суставы, тяжелые пальцы, загрубевшая кожа. У гуру или писателя таких рук не бывает.

Через много лет, когда детали забылись, в памяти Эдвина остались не глаза (холодные, каменно-серые) и не внушительная фигура (под два метра и весом не меньше трехсот фунтов). Нет. Запомнились именно руки, огромные тяжелые ручищи.

Голос Джека оказался хриплым и низким.