Девочка, которая пила лунный свет - Келли Барнхилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тише, дружок! – успокаивающе сказал человек, завернул ласточку в какую-то тряпку и спрятал под плащ.
Затем человек крадучись подобрался к валуну, стоящему на краю утеса, и спрятался за ним.
– Что ж, – сказал он ласточке, которая все билась, пытаясь вырваться на волю, – значит, она приняла образ девочки. Но ведь даже тигр может надеть шкуру ягненка, но тигром от этого быть не перестанет.
И человек достал нож.
– Кар-р! – завопил ворон. – Луна!
– Кар-р!
– Беги!
Луна слышала крик ворона, но замедлить бег уже не могла. Лунный свет вливал в нее новые силы. «Голубое с серебром, серебристый с голубым», – отчего-то крутилось у нее в голове. Лунный свет был таким вкусным. Она собирала его руками и пила, пила, не в силах оторваться.
И с каждым глотком все яснее видела происходящее на вершине горы.
Зеленоватое сияние цвета лишайника.
Это была бабушка.
Перья.
Они тоже имели какое-то отношение к бабушке.
Человек со шрамами на лице. Луна откуда-то его знала, но откуда – не могла вспомнить.
У него были добрые глаза и добрая душа. В сердце он нес любовь. А в руке – нож.
* * *
«ГОЛУБОЙ, – думала безумица, оставляя позади дерево за деревом. С ветки на ветку, с ветки на ветку. – Голубой, голубой, голубой, голубой». С каждым новым шагом магия башмаков пронизывала ее тело, словно молния.
– И серебро, – вслух запела безумица. – Голубое с серебром, серебристый с голубым.
С каждым шагом она становилась все ближе к девочке. Луна уже поднялась над горизонтом. Мир был залит ее светом. Лунный свет достигал каждой косточки и пронизывал тело безумицы от макушки до башмаков и обратно.
Шаг, шаг, шаг; прыжок, прыжок, прыжок; голубой, голубой, голубой. Сполох серебра. Опасное дитя. Пара заботливых рук. Чудище с огромной пастью и добрыми глазами. Крошечный дракончик. Ребенок пьет лунный свет.
Луна. Луна, Луна, Луна, Луна.
Ее дитя.
На вершине утеса возвышалась плоская голая скала. Женщина бежала к ней. Скалу стерегли валуны. За одним из них стоял человек. Сквозь его куртку в одном месте проступало зеленоватое сияние цвета лишайника. Должно быть, какая-нибудь магия, подумала безумица. В руках у человека был нож. А почти уже у вершины утеса, совсем рядом с человеком, полыхало голубое сияние.
Девочка.
Ее дочь.
Луна.
Она жива.
Человек занес нож. Его взгляд был прикован к девочке.
– Ведьма! – закричал он.
– Я не ведьма, – ответила та. – Я девочка. Меня зовут Луна.
– Неправда! – сказал человек. – Ты ведьма. Тебе тысяча лет. Ты убивала наших детей. – Он содрогнулся и сделал глубокий вдох. – И я убью тебя.
Человек прыгнул.
Девочка прыгнула.
Безумица прыгнула.
И мир наполнился шелестом птичьих крыльев.
Вихрь ног и крыльев, локтей и когтей, клювов и бумаги. Бумажные птицы закружились вокруг людей по спирали, сжимая, сжимая, сжимая кольцо.
– Мои глаза! – закричал человек.
– Моя щека! – завизжала Луна.
– Мои башмаки! – застонала женщина. Луна не знала эту женщину.
– Кар-р! – завопил ворон. – Моя девочка! Прочь от моей девочки!
– Птицы! – ахнула Луна.
Она откатилась в сторону и встала на ноги. Бескрайняя стая бумажных птиц взмыла вверх, а потом опустилась на землю огромным кругом. Птицы не нападали – пока не нападали. Но выставленные клювы и угрожающе распахнутые крылья не оставляли сомнений: они готовы к атаке.
Человек закрыл лицо руками.
– Прогоните их, – жалобно попросил он. Он сжался в комок и трясся от ужаса, не отрывая рук от лица. Нож остался лежать на земле. Луна подтолкнула нож ногой, и он исчез за краем утеса.
– Пожалуйста, – прошептал человек. – Я знаю этих птиц. Они страшные. Они изрезали мне лицо.
Луна опустилась на колени рядом с ним.
– Я не дам им тебя обидеть, – прошептала она. – Честное слово. Когда я заблудилась в лесу, они меня нашли и ничего плохого мне не сделали. Они не станут тебя обижать. А если и захотят, я им не позволю. Понимаешь?
Вжавшись лицом в колени, человек кивнул.
Бумажные птицы повернули головы. Они смотрели не на Луну. Они смотрели на распростертую на земле женщину.
Луна тоже посмотрела.
На женщине были черные башмаки и простое серое платье без узора. Голова у нее была обрита наголо. У женщины были большие черные глаза и родинка в форме полумесяца на лбу. Луна коснулась пальцами собственного лба.
«Она здесь, – сказало ее сердце. – Она здесь, она здесь, она здесь».
– Она здесь, – прошептала женщина. – Она здесь, она здесь, она здесь.
В памяти у Луны всплыл образ женщины с длинными черными волосами, которые извивались как змеи. Она посмотрела на лежащую женщину и попыталась вообразить ее с волосами.
– Я вас знаю? – спросила Луна.
– Меня никто не знает, – сказала женщина. – У меня нет имени.
Луна нахмурилась.
– А раньше было? – спросила она.
Женщина встала на четвереньки, потом села, обнимая колени. Взгляд ее перебегал с одного предмета на другой, не в силах остановиться. Она была ранена, но не телесно. Луна присмотрелась. Ранен был разум женщины.
– Когда-то было, – сказала женщина. – Но я не помню своего имени. Был человек, который звал меня «жена», был ребенок, который должен был назвать меня «мама». Но это было давно. Я даже не помню когда. Сейчас меня называют «заключенная».
– Башня, – прошептала Луна, делая шаг к женщине. На глазах у той показались слезы. Она посмотрела на Луну, а потом ее взгляд опять заметался туда-сюда, словно женщина боялась смотреть на девочку слишком долго.
Мужчина поднял голову. Встал на колени и уставился на безумицу.
– Это вы, – сказал он. – Вы сбежали.
– Это я, – согласилась безумица, поползла по камням и села на корточки рядом с мужчиной. Ее руки пробежали по его лицу. – Это я виновата, – сказала она, ведя пальцем по шрамам. – Прости меня. Но ведь жизнь… жизнь твоя стала счастливее, не правда ли?
На глазах у мужчины выступили слезы.
– Нет, – сказал он. – То есть да. Стала. Но – нет. У нас родился ребенок. Наш сын. Он чудесный. Но он – самый младший в Протекторате. И я должен отдать его ведьме. Как ты когда-то.