Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын

— практически все; попавшие в поле их зрения, расстреливались на месте».

Теперь выясним, насколько все вышеупомянутое в этой цитате соответствует истине. В приказе № 227 в абзаце о заградотрядах совершенно четко сказано:

…поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам выполнить свой долг перед Родиной…

Как видим, формирование таких отрядов возлагалось на военные советы и командиров, то есть на армейские органы управления, а НКВД, представленный в прифронтовой полосе войсками по охране тыла, здесь вовсе не упоминается, хотя в некоторых случаях командирами заградотрядов и назначались офицеры НКВД. Далее: расстреливать требовалось только «в случае паники и беспорядочного отхода», да и то лишь «паникеров и трусов». На указание производить массовые расстрелы это никак не похоже.

Как явствует из фактических документов, заградотряды, созданные по приказу № 227 «Ни шагу назад!», не имели отношения к НКВД, а состояли из бойцов и командиров Красной Армии. Они несли службу на постах и в патрулях, при этом основным видом их деятельности были не карательные мероприятия, а выполнение задач по поддержанию порядка и пресечению необоснованного передвижения военнослужащих в ближнем тылу.

Обратимся к архивным материалам о самих заградотрядах. Возьмем в качестве примера 8-ю армию Волховского фронта. Согласно приказу № 78 от 31 октября 1942 года по 3-му отдельному армейскому заградительному отряду 8-й армии, он считался сформированным по штату со списочной численностью 202 человека. Единственным из 12 командиров, тем или иным образом связанным с «органами», был начальник штаба лейтенант А. Д. Киташев (в свое время закончивший школу ОГПУ), но при этом он был беспартийным.

В то же время, например, в 7-м отдельном заградительном отряде 54-й армии из командиров ни один не имел отношения к НКВД. Из всех бойцов и младших командиров, проходивших службу в отряде почти за год с 15.08.1942 по 25.06.1943, с НКВД были связаны лишь трое: сержант Толкачев, до призыва прошедший службу в НКВД, и красноармеец Иванов ранее был «охранником НКВД», Елисеев — следователем.

Однако вернемся к 3-му отдельному заградительному отряду 8-й армии, который еще с конца августа 1942 года приступил к выполнению служебно-боевых задач. Заградотряд выставлял посты на дорогах и мостах, патрулировал местность. В период с 22 августа по 31 декабря 1942 года им было задержано 958 военнослужащих, в основном без документов, отставших от частей или заблудившихся, в редких случаях «самострелы» и дезертиры и несколько человек «за грубости». Судьба задержанных была следующей: переданы в особый отдел НКВД — 141 человек, еще один — в 4-й отдел (борьба с диверсантами и парашютными десантами), остальные 816 человек (85 %) отпущены либо сразу, либо после установления личности. На массовые расстрелы это совсем не похоже. Личный состав заградотрядов, особенно на первом этапе, не имел представления о задачах, стоящих перед ним, при несении службы на посту документы зачастую не проверял и пропускал всех, да и красноармейцы фронтовых частей не всегда ему подчинялись.

Деятельность заградотрядов не ограничивалась только выполнением задач по заграждению. Располагаясь в ближнем тылу, заградотряды нередко сами оказывались под ударами вражеской авиации и под огнем артиллерии, иногда даже вынуждены были вступать в бой с противником. Так, 27 октября 1942 года 2-й взвод 2-й роты заградотряда 8-й армии занял оборону в промежутке боевых порядков 265-го и 1100-го полков и станковым пулеметом, оставленным бойцами полка, много часов отбивал атаки немцев.

О том, насколько искаженные или даже умышленно извращенные данные о заградотрядах повлияли на сознание людей и как можно выправлять эти явления, свидетельствуют несколько слов из большого и очень эмоционального письма петербурженки Инны Сарафоновой, присланного мне в июле 2012 года: «В школе нас учили, что заградительные отряды были угрозой отступающим солдатам, расстреливали их нещадно и т. п».

На основании всего вышеизложенного можно сказать, что ни одна из вышеприведенных «характерных черт» загрядотрядов документально не подтверждается, а скорее, наоборот, опровергается. В подтверждение этих опровержений приводим в очень щадящем сокращении большую статью капитана 2-го ранга С. Г. Ищенко, опубликованную еще в 1988 году в «Военно-историческом журнале» № 11, «Я из заградотряда»:

«Наверное, сейчас у нас не сыщешь равнодушного к истории. Мы пристально вглядываемся в минувшее, и словно туман рассеивается. То, о чем вчера не говорили вообще, недоговаривали или шептались, сегодня открыто обсуждается. Среди прочего является вдруг такое, что многих повергает в шок. Сколько истин, казавшихся незыблемыми, поставлено под сомнение! Уж и не победителями, а побежденными готовы во всеуслышание объявить нас некоторые в разоблачительном азарте.

Сегодня, когда настало время раскрыть всю правду, в том числе и о войне, многое, что было доселе под лаком, пугает и возбуждает бурные страсти. Например, заградотряды.

В одной из передач московской программы Центрального телевидения принимали участие работники архивов. Они справедливо сетовали на излишнюю закрытость их ведомств. Дело доходит до того, сказал один, что видные историки не могут добиться опубликования памятного многим приказа № 227, известного под названием „Ни шагу назад!”. Ведущий понимающе кивнул: „Ну да, про заградотряды”. Сказано это было таким тоном, что стало ясно: заградотряды — это нечто настолько жуткое, настолько бесчеловечное и дискредитирующее нас и нашу армию, что вспоминать о них страшно. Хотя, дескать, уж мы-то знаем…

Вот этот лейтмотив „уж мы-то знаем” достаточно часто встречается в письмах именно о заградительных отрядах. Возьмем некоторые из них. „Заградотряды сталинские были созданы из НКВД. Они присылались из тыла и стреляли своих без всякого разбора. Сами сидели в тылу, наедали морды. Они искусственно заталкивали людей в мясорубку…” „Из-за приказа № 227 часто бывало, что войсковое подразделение, у которого кончились боеприпасы либо вышло из строя орудие, вынуждено было погибнуть или сдаться в плен. Ведь при отступлении бойцов ждали стволы заградотрядов. Это ли не глупая смерть людей?”

Самое примечательное в этих письмах, на мой взгляд, тон. Без сомнений, не допускающий возражений. „Уж мы-то знаем…” И еще, полагаю, подобная „правда” черпается из чьих-то устных „воспоминаний”, сочиненных не без злого умысла. Какой вывод из них напрашивается? Вполне очевидный: „Вы говорите о массовом героизме и самопожертвовании наших бойцов? Не щадили себя в бою?.. А что им оставалось делать, если в затылок смотрели стволы автоматов заградотрядчиков? Своя пуля не слаще немецкой…”

Так под сомнение ставится святое.

Пишут многие, но ни разу — ни разу! — не слышал, чтобы кому бы то ни было из коллег довелось встретить письмо, в котором были бы слова: „Я из заградотряда”. При всеобщем-то „знании” о заградотрядах. Кто же решится? Презрительный взгляд — самая безобидная из всех ожидаемых реакций.