Running Man. Как бег помог мне победить внутренних демонов - Чарли Энгл

– Ты Энгл?

– Да… Через «Э».

– Ты опоздал. Но не волнуйся, я сказал, чтобы тебе оставили тарелку. Меня зовут Хватай-Беги, но можно просто Хватун.

Я встал, чтобы пожать ему руку. Он протянул сжатый кулак, и я уверенно стукнул по нему своим кулаком.

– Никогда раньше не встречал никого с таким именем. Играешь в баскетбол?

Он оценивающе посмотрел на меня:

– Раньше был здесь?

– Э-ммм…

– В тюрьме бывал?

– Нет, в первый раз.

– Что дали?

– Э-ммм…

– Какой срок?

– А, двадцать один месяц.

– Даже вещи распаковать не успеешь. Иди за мной.

Мы шли по открытому двору, и он показывал на двери:

– Медпункт… прачечная… парикмахер… магазин.

Мы вошли в столовую. В ней было пусто, и только один чернокожий парень протирал шваброй полы и тряпкой столы.

– Закрыто! – крикнул он, увидев нас. – Нечего вам тут делать!

Я застыл на месте. Хватун и уборщик засмеялись, показывая на меня пальцами.

– Видел бы ты свое лицо! – сказал Хватун, вытирая глаза. – Идем, Энгл через «Э». Садись тут, сейчас кое-что принесу.

Я не был голоден, но решил поесть из благодарности. Мой новый знакомый наблюдал, как я впихиваю в себя пюре из фасоли, белый рис и кукурузный хлеб. Я постарался сделать вид, что с удовольствием это поглощаю.

– Дерьмово на вкус, правда? Курицу доедать будешь?

Я помотал головой, и Хватун вынул из кармана целлофановый пакет с таким видом, будто сейчас покажет фокус, но вместо этого схватил кусок курицы, положил его в пакет и спрятал во внутреннем кармане своей куртки.

Потом мы прошли в прачечную, где мне выдали простыни, подушку и наволочку. Затем пошли по длинной дорожке к Вечнозеленому сектору – жилому комплексу, которому суждено было стать моим домом на следующие полтора года. Вечнозеленый. Интересно, кто дал ему такое название? Все стены были выкрашены в серый цвет. Запах внутри представлял собой сложную смесь из чего-то сладкого, кислого и рыбного с сильным привкусом пота. Главные ворота выходили в общую зону, разделявшую два корпуса. Прямо впереди располагались две комнаты с телевизорами, в каждую из которых вмещалось по двадцать пять человек. Между ними находился стол с микроволновками – источник самых больших конфликтов, какие я только видел в тюрьме.

Хватун объяснил, как работает магазин, как звонят по телефону, и наконец, подвел меня к моей камере.

– Добро пожаловать в пузырь.

Я сразу понял, почему она так называлась. От коридора ее отделяло большое пластиковое окно, отчего заключенные внутри казались обитателями гигантского аквариума. Мы прошли внутрь. Двое парней, лежащих на нижних койках, посмотрели на меня. Я кивнул им, но они отвернулись и продолжили свой разговор. Еще один заключенный храпел на верхней койке. Всего в комнате на удивительно блестящем линолеуме стояли четыре металлические двухъярусные кровати. Рядом с каждой кроватью располагались тумбочка и пробковая доска с фотографиями детей, собак и почти голых женщин, вырванных из журналов. Единственным источником дневного света были два крохотных, расположенных очень высоко окна в шлакобетонной внешней стене.

Мне выделили верхнюю койку. Хватун сказал, что нижние места для больных или заключенных со стажем.

– Если решишь остаться лет на шесть-восемь, то, пожалуй, договорюсь, чтобы тебе дали место снизу, – сказал он, тыкая рукой мне в бок. Потом показал на мою тумбочку: – Не храни здесь ничего ценного, пока не купишь замок. Каждое утро заправляй кровать, а то всех в пузыре накажут. И обязательно находись здесь во время пересчета.

Я не совсем понял, что это за «пересчет», но на меня навалилось столько информации, что я побоялся спросить.

– Ах да, и еще. Увидишь КО Уэкера, вынимай руки из карманов. Ему не нравится, когда держат руки в карманах, и за это он может отослать тебя в яму. Как-то, несколько лет назад, ему надрал задницу один из заключенных, и с тех пор он боится, что на него снова нападут.

Хватун усмехнулся, словно только что сообщил хорошие новости, похлопал меня по плечу и вышел из камеры.

Потом я услышал позади себя тяжелые шаги и, обернувшись, уставился на грудь высокого, довольно светлого чернокожего парня. Он посмотрел на меня сверху вниз и спросил, новенький ли я. Я сказал, что да.

Он протянул свою огромную ладонь:

– Коротышка.

Я должен был сразу догадаться.

Коротышка сказал, что он и сам тут всего лишь несколько дней и до сих пор не освоился. Он также дал мне несколько ценных сведений: сообщил, когда начинается завтрак, когда лучше всего принимать душ и на какую работу стоит записаться.

– Да, и не держи руки в карманах, когда увидишь Уэкера.

Коротышка спросил, не был ли я во «дворе». Я сказал, что нет. Он взмахом руки предложил следовать за ним. Рядом с ним мне было как-то спокойнее – как будто меня сопровождал личный охранник. Он поприветствовал некоторых заключенных кивком и ударом кулаком по кулаку. Мимо других он проходил молча, а когда мы удалялись, наклонялся ко мне и шептал:

– Лучше держаться подальше от этого мудака.

Выйдя на баскетбольную площадку, мы остановились, чтобы посмотреть игру, которая была в самом разгаре. Я невольно перевел взгляд на Коротышку, и не успел я спросить, как он сказал:

– Ну да, я тоже раньше играл, но потом повредил колено.

За баскетбольными площадками тянулась открытая, запорошенная снегом местность, освещаемая установленными на высоких шестах прожекторами. Я разглядел расчищенную круговую дорожку, немного неровную, проходившую по всей зоне отдыха.

– Это что, беговая дорожка?

– Ну да.

– Не знаешь, какой она длины?

– Откуда мне знать? Я что, бегун?

По дорожке бежал трусцой белый мужчина в возрасте, с бородой и длинными седыми волосами.

Когда он подбежал поближе к нам, Коротышка крикнул:

– Эй, Фрэнк, какой длины эта дорожка?

– Пятьсот метров! – крикнул мужчина через плечо, продолжая бег.

– А здесь много людей бегает? – спросил я Коротышку.

– Только Фрэнк. Ну, может, еще пара. В основном просто ходят.

Мы повернулись обратно к жилому корпусу.

– Тебя вообще за что упекли, чувак? – спросил Коротышка.