Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков

чуда, вынужден был выслушать собственный еще не оглашенный в суде приговор. Он схватил пачку папирос. Жадно затянулся, со всей силой легких выдохнул струю в окно – пусть долетит до Кремля, пусть подскажет – шарлатан тоже человек. Ему хочется жить, трудиться, строить коммунизм.

Хвала материализму, классовой борьбе и апрельским тезисам!

Хвала кремлевскому балабосу!!

В вопросах пригодности того или иного объекта или его непригодности для мировой революции он никогда не позволял себе спешить. Он всегда делал паузу – минуты на две, на три. Иногда этого хватало, иногда не хватало.

Иосиф еще раз просмотрел отчет Мессинга, затем представленную Лаврентием справку. На второй странице наткнулся на настораживающую деталь – эта подробность более всего корябнула по сердцу.

Один из близких к фюреру людей свидетельствовал, что Гитлер едва ли не на коленях упрашивал этого «виртуоза» примкнуть к движению и, помимо поисков Грааля, обеспечивать прогнозами на будущее его лично. Непонятно, в чем секрет такой странной привязанности?

Балабос принялся отчаянно дымить. «Ничего (себе) загадка?! Фантастика, а не загадка! А капитуляция Франции, (случившаяся через) полтора месяца после начала майского наступления – это не фантастика? Это всего лишь “блицкриг”, не более?

«…могетхан!» Игра словами всегда раздражала вождя. В этом пункте он был непримирим с юности. «Кто лучше всех играл (словами)? Троцкий. Кем является Троцкий? Опасным контрреволюционером. Он кого хочешь мог заболтать. Теперь они пытаются заболтать меня.

Не выйдет!»

«В этот (напряженный) момент, когда позарез (нужна) конкретика, достоверный анализ ситуации, ему подсовывают заезжего кликушу, так называемого медиума из самой опасной буржуазной прослойки – из артистов и писак. Объективности ради, этот провидец (из классово) подходящей семьи и во время революционных боев (в Германии) не прятался за чужими спинами – это плюс. Однако попытался соскочить с поезда, это более чем минус. Это непростительная ошибка. Но, случалось, партия прощала и куда более грубые ошибки.

Не спеши!

Кто он, этот (приблудный) маг?

Вел себя достойно, опыты забавные, даже интересные. В них что-то есть. В меру подобострастен, по-видимому, врет как сивый мерин, впрочем, на лжи партия его не поймала. Не надо спешить. Не спеши, Иосиф. Сейчас (не время) отмахиваться от любых, даже самых диких бредней, тем более когда идет речь о (внутренних) механизмах принятия решений в германском руководстве. Партия не простит подобного легкомыслия».

Кремлевский индуктор решил уделить заезжему гастролеру несколько минут.

* * *

Встреч было две, обе состоялись на «ближней даче». О них нигде не упоминается, не сохранилось (хочется надеяться) никаких письменных отчетов, чему Мессинг был безмерно рад, так как спустя пятнадцать лет его едва не приписали к числу «ярых сталинистов», подпиравших кровавый режим психологическими опытами. Кукурузник пытался пришить ему дело об участии в масонском заговоре, хотя Мессинг всегда с подозрительностью относился ко всякого рода розенкрейцерам и масонам, свихнувшимся на поклонении самым реакционным и отвратительным «измам», а также вразнос и в розницу торгующим не принадлежащими им тайнами. Дело ограничилось опалой. Вольфу Мессингу запретили выступать в крупных городах, особенно в Москве, так что ему представилась уникальная возможность познакомиться с глубинкой его новой родины.

Мессинг был не в обиде на Хрущева за такого рода ссылку. Она того стоила.

Во время первой беседы Сталин по большей части интересовался фактами биографии медиума: откуда он родом, где бывал, какое у него образование, что ему понравилось и что не понравилось в Стране Советов. Его куда больше занимали всякого рода курьезы, вроде происшествия в Эйслебене, чем встречи Мессинга с Гитлером.

Мысли балабоса были неприкасаемы, причем он не пользовался никакими мыслительными приспособлениями, разве что по ходу разговора дымок доносил до Вольфа очищенные от примеси лишних слов, краткие, но емкие комментарии к его ответам – например, «мудак», «не хватает нам своих оппортунистов», «врет как сивый мерин», «в проработку бы тебя, двурушника», «комсомольцам бы тебя на закуску». Про себя он откровенно посмеивался над «заезжим» оккультистом. Посмеивался над собой, доверчивым и наивным. Менее иронично он стал себя вести, когда Вольф признался, что в советской анкете ему больше всего не понравилась графа «происхождение».

– В чем дело, Мессинг? – спросил вождь.

– Финк посоветовал написать «из бедной крестьянской семьи».

– И что?

– Нашу семью трудно назвать «бедной». Скорее, «нищей».

Сталин заинтересовался:

– Отец лупил?

Мессинг кивнул, потом признался:

– Шкуру драл. Если догонит…

Балабос чему-то засмеялся. Правда, эта легкая благожелательность ни на йоту не уменьшила его подозрительность.

Скоро эта игра ему надоела, и он решил завершить встречу. На прощание придвинулся поближе и, ткнув Вольфа трубкой в грудь, предложил свою помощь:

– Если вы, товарищ Мессинг, в чем-то нуждаетесь…

Мессинг сознательно потянулся за дымком, попытался поглубже погрузиться в синеватое облачко знаний.

То, что он узрел, доконало его. Под его ногами разверзлась бездна – все та же грязная, мелко выкопанная яма в осеннем промозглом лесу. В ней даже тщедушному Мессингу не поместиться. Почему палачи, исполняя самый жестокий приказ, всегда позволяют себе лениться?

Далее наступила зимняя, свежая ясность. Предложение «помочь» являлось одной из самых коварных ловушек, в которую нередко попадали даже очень неглупые люди. Сталин, насколько стало известно, обожал финальные сцены примирения, будь то с Бухариным, Вознесенским или Павловым[60]. Всех их после вынесения приговора привозили к вождю, где тот ласково общался с осужденными и как бы давал надежду на прощение. После чего обнявшихся с вождем двурушников, поверивших в милосердии народной власти, ставили к стенке.

Предложение «оказать поддержку» являлось лучшим способом расколоть любого, даже самого осторожного и хорошо замаскировавшегося контрреволюционера. Попроси Мессинг что-нибудь для себя, значит, он имеет дело с мошенником, пекущемся о собственной выгоде. Заяви, что мечтает принять посильное участие в строительстве коммунизма, но только где-нибудь поближе к Кремлю, окажусь лицемером, или, что еще хуже, вредителем. Откажусь от помощи – сразу ясно, двурушник. В любом варианте стенка обеспечена!

Как пробить его подозрительность?

Мессинг взял да ляпнул:

– Товарищ Сталин, я больше не могу жить в гостинице за чужой счет, питаться по талонам.

– Что же вы хотите? – удивился он.

– Хочу работать как все советские люди. Устраивать представления, объяснять зрителям, что тайны психики – это тайны непознанного. Хочу из своего кармана оплачивать номер, платить за еду.

– Другими словами, вы нуждаетесь в средствах?

– Да. В заработанных средствах.

Сталин задумался, потом предложил.

– Так в чем дело? Отправляйтесь в сберкассу и попросите выдать вам… ну, хотя бы сто тысяч рублей. Если спросят, кто разрешил, ответьте: «Сталин разрешил». Вы же гипнотизер и маг.

– Если вы разрешаете…

– Попытка не пытка, товарищ Мессинг.