Остались одни. Единственный вид людей на земле - Крис Стрингер

Неожиданный и даже волнующий взгляд на человеческую эволюцию дают исследования наших вечных спутников – волосяных и платяных вшей. Вшам для существования необходима человеческая кровь, и раньше мы уже упоминали о работе, где по находкам этих паразитических насекомых устанавливалось начало использования одежды и постелей, где они прячутся. На нас паразитируют две формы вшей: Pthirus, лобковая вошь, и Pediculus, к которой относят волосяных (головных) и платяных вшей. За нашим сожительством с представителями этих двух родов стоит сложная эволюционная история. Человеческая головная вошь наиболее тесно связана со вшами, паразитирующими на шимпанзе. Она отделилась от линии вшей шимпанзе примерно тогда же, когда разошлись наши с шимпанзе линии, около 6 млн лет назад. При этом весьма любопытно, что лобковая вошь оказывается ближе к вшам гориллы, но ветви этих вшей разошлись лишь 3 млн лет назад. Предположим – и это логично, – что человеческая волосяная вошь эволюционировала вместе с нами, когда разошлись эволюционные пути людей и шимпанзе, однако позднее обретение лобковой вши требует иного объяснения. К примеру, что наши древние африканские прародители имели прямой контакт с гориллами – сексуальный, или социальный, или боевой, или, скажем, охотничий. Помимо того, существование обособленных лобковых волос у наших африканских предков – а только в этом случае можно говорить о переносе лобковых вшей от горилл – позволяет полагать, что люди к тому моменту утеряли большую часть волос на теле.

У платяных и головных вшей выявилось, в отличие от нас, три явно различимых линии мтДНК. Самую распространенную можно встретить повсюду – она, по всей видимости, разошлась по миру 100 тысяч лет назад, что вполне согласуется с ростом численности популяций современных людей в Африке и последующей волной миграции. Другая линия характерна для Европы, и она, похоже, отделилась от первой примерно миллион лет назад. А еще есть третья линия, редкая, выявленная у нескольких экземпляров вшей из Африки и Азии. Она еще старше, ее точка ветвления отстоит от современности уже на 2 млн лет. Генетик Дэвид Рид говорил, что можно, конечно, пытаться объяснить подобные результаты, предположив, будто исходная популяция людей 2 млн лет назад была сравнительно большой и, соответственно, вмещала все разнообразные линии паразитов, однако его расчеты показывают, что такой сценарий весьма маловероятен.

Можно объяснить три митохондриальные линии платяных и головных вшей и по-другому: между человеческими группами, существовавшими раздельно более 200 тысяч лет, установились какие-то взаимодействия, например между современными людьми и неандертальцами или, как мы выяснили, денисовцами. Что за контакт, мы знать не можем, он мог быть любым – от сексуальных отношений до использования чужих постелей, от агрессивных конфронтаций до каннибализма – главное, что вши перебирались с жертвы на миронарушителя. Чтобы проиллюстрировать, как это могло происходить, приведу пример. Как показали исторические исследования, среди островитян Торресова пролива (между Новой Гвинеей и Австралией) бытовал обычай сохранять головы умерших родственников и врагов. Относительно последних, принесенных в качестве трофеев, традиция иногда предусматривала поедание глаз и части лица. При таких ритуалах вполне возможно распространение паразитов между изолированными группами людей и даже между видами. Так что если паразиты-прыгуны успевали перескочить на других хозяев до того, как популяция их прежних носителей полностью исчезла, они буквально получали новую путевку в жизнь. Но естественно, что такие обычаи могли сработать и против победителей: те или иные инфекции, вынесенные мигрантами из Африки, могли в каких-то регионах внести свой вклад в низвержение и упадок архаичных людей.

В этой главе мы обсудили результаты исследований геномов современных людей, неандертальцев и денисовцев: в их ДНК содержится информация об эволюции и в некоторых случаях о спорадических контактах между этими близкими линиями людей. Анализы ДНК подтверждают, что наш вид сформировался в Африке и сравнительно недавно, хотя в глобальном масштабе он не целиком и полностью африканский. В древние времена наши непосредственные африканские предки жили небольшими разрозненными группками и были немногочисленны. На предыдущих страницах, обсуждая становление современного поведения, мы увидели, как на территории Африки оно появлялось то в одной области, то в другой, а потом быстро исчезало, – я сравнил такое начало с дрожащим пламенем свечи, вспыхивающим и гаснущим. И что же произошло, что превратило мерцающий огонек в уверенное, а затем и в мощно горящее пламя, что запустило неумолимое восхождение нашего вида к мировому доминированию? На сей счет есть немало гипотез и идей, и мы начнем их обсуждение в следующей главе.

Как я писал в первой главе, в 1970 году, когда начинались мои работы по теме диссертации, никто и не думал заниматься происхождением современных людей. Эта тема не считалась достойным предметом научных изысканий. Согласно тогдашней классификации, все люди современного типа, включая и нынешнее человечество, и неандертальцев, и разнообразные ископаемые формы из Брокен-Хилла в Африке и из Соло на острове Ява, считались представителями единого вида Homo sapiens. Понятно, что на таком разнородном ископаемом материале невозможно проследить становление отдельных анатомических черт: подбородка, маленьких надбровных выступов, округлого (глобулярного) черепа, – оно просто терялось в мешанине признаков. Да еще учтем господство мультирегиональной гипотезы, или, по-другому, модели с неандертальским этапом, согласно которой данные черты формировались в разных местах своим путем на основе разных предковых групп, существовавших по всему Старому Свету. Все это вместе создавало представление о человеческой эволюции не как о единой тенденции, а скорее как о последнем этапе непрерывных трендов в эволюции разных признаков – увеличения размеров мозга, уменьшения зубов и размера лица. Это касалось и человеческого поведения: упор делался на постепенные тренды развития: скажем, на территории Франции это был переход от среднего палеолита, то есть от мустье, к верхнему палеолиту граветта, а между ними помещалась шательперронская индустрия. Все археологические свидетельства укладывались в концепцию локальной эволюции от неандертальцев к кроманьонцам, идущей параллельно и в других регионах.

Через сорок лет все стало выглядеть иначе. Большинству ученых импонирует гипотеза, согласно которой Африка была центром становления и телосложения, и культуры современного человека. Эволюцию “настоящего” Homo sapiens рассматривают как единый физико-биологический процесс, запечатленный в окаменелостях и в генетических последовательностях. Многие специалисты переносят в Африку также и становление сложного поведения, которое ясно маркируется появлением в верхнепалеолитической Европе статуэток и пещерной живописи. Но сколь ни вдохновляюще выглядит состояние дел в области, касающейся происхождения современного человека – а сейчас это наиболее динамичная область палеоантропологии, – меня и теперь ставят в тупик многие аспекты африканского происхождения нашего вида. Когда я критически оглядываю уже известные и понятные детали, а также те, которых мы еще не понимаем (а это куда важнее), то чувствую, насколько мы еще далеки от ясной целостной картины, мы к ней даже не приблизились. И об этом я надеюсь рассказать в последних главах.