Зачистить Чистилище! Пленных не брать! - Александр Марков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды, много лет назад, Эссен уже пережил нечто подобное. Он видел, как из серой мглы возникают стройные, гибкие и поджарые, как у борзых, тела эсминцев, мчатся вперед, не обращая внимания на вскипающую возле них воду, на летящие осколки, царапающие металл и сметающие всех, кто находился на палубе. Одиннадцать лет прошло, но эти воспоминания от времени совсем не потускнели, и, закрыв глаза, он видел все так же отчетливо, как и в тот день, когда японские эсминцы прорвались в бухту Порт-Артура и атаковали русские броненосцы.
Будь в ту пору в Порт-Артуре такой же мастер минного дела, каким стал Колчак, ничего бы у японцев не вышло, пусть и напали бы они без объявления войны. Да и тогда повезло. Только «Ретвизан», на тот момент один из самых мощных кораблей в мире, а теперь, хоть и было-то ему всего двенадцать лет, — старичок, который в современном сражении выдержит несколько минут, получил торпеду в левый борт и был вынужден пару недель простоять на приколе, пока меняли поврежденные броневые плиты. Повезло оттого, что канониры, быстро разобравшись, что приближающиеся эсминцы — вовсе не русские корабли, возвращающиеся с патрулирования, а противника, отогнали их прицельными залпами, так и не дав выпустить все свои торпеды. Будь все иначе, война с Японией сложилась бы по-другому, а Тихоокеанский флот вряд ли сумел сразиться с флотом Того на равных. Они потеряли бы и Порт-Артур, и Дальний, а японцы, воодушевленные морскими победами, чего доброго, одержали бы верх и на суше под Ляояном.
Эсминцы были последней надеждой адмирала Шеера. Эссен видел, с каким отчаянием они стараются прорваться к дредноутам. Троим это удалось. Они обходили русский строй стороной, чтобы стали видны их борта.
Снаряд с дредноута пустит эсминец на дно, но поди попади в этот маленький по сравнению с дредноутом корабль, когда он, лавируя, мчится на полной скорости, но если это произойдет, то эффект схожий с тем, когда городошную фигуру сносит тяжелая бита. Эсминец просто перестанет существовать, взорвется, словно его трюмы начинили одной взрывчаткой, а он шел на таран, как брандер, как те брандеры, что ворвались в бухту Порт-Артура одиннадцать лет назад. Эссен помнил, как их пылающие обломки выбрасывало на берег и они догорали там, освещая все вокруг на сотни метров.
Орудийные башни выплевывали дымящиеся гильзы, которые раскатывались по палубе.
Вспышка света ударила по глазам, а грома от взрыва он не услышал, потому что его заглушили выстрелы орудий, выплевывающих навстречу германским эсминцам сотни килограммов металла и взрывчатки.
Нос эсминца просто исчез, у него появилась зияющая зазубренная, как клыками, пасть, в которую он заглатывал десятки тонн воды и все никак не мог напиться. Почти не поврежденная корма поднялась к небесам, на ней еще были люди, но корма погружалась, и как они ни карабкались вверх, вода все ближе и ближе подбиралась к ним. На несколько секунд она застыла в равновесии, чуть покачиваясь, а потом ушла под воду в одно мгновение. Некоторые успели спрыгнуть с нее, но отплыть подальше, так чтобы их не затянуло воронкой, не смогли.
Два других эсминца отвернули, пустив торпеды из носовых аппаратов. Напакостили и пустились прочь, чтобы им не всадили вдогонку по снаряду в корму, но не до них сейчас стало.
Торпеды мелькали под водой, похожие на силуэты очень быстрых и очень хищных рыб. Они шли точно в «Измаил» и «Гангут».
Палуба ушла из-под ног, когда дредноут стал резко выполнять маневр уклонения, но казалось, что он делает это слишком медленно, а торпеды приближаются слишком быстро. Рулевой закладывал в рубке фантастический вираж, точно хотел заставить тяжелый дредноут закружиться в вальсе.
Эссен устоял, не пришлось даже ни за что цепляться, только чуть покачнулся. Стрельбой своих командоров он был недоволен. Привыкли стрелять по большим мишеням, а когда маленькая возникла, то по ней все мазали и мазали.
Дредноут до последней заклепки скрипел от напряжения, но эсминцы побоялись подойти поближе, видя, что случилось с третьим кораблем, и выпустили свои торпеды издали, так что даже черепаха, пока они доберутся до нее, сумела бы увернуться.
Пулеметчики на корме поливали воду, выискивая в ней хищные силуэты торпед. Они шли на глубине полуметра, не оставляя пузырьков, и проследить за ними было крайне сложно.
Теплые, дымящиеся гильзы вылетали из стволов, как скорлупа расколотых орехов, катались по палубе, обжигали людей, если попадали в них.
Офицер, командующий пулеметными расчетами, сжился с биноклем, стал с ним одним целым, точно каучуковые насадки навечно прилипли к его глазницам. Он что-то кричал, показывал пальцем.
Несмотря на то что люди двигались с поразительной скоростью, время точно спрессовалось, замедлилось для них, а для торпед оно шло в обычном режиме.
Эссен следил за ними с таким чувством, будто находится на представлении, и все, чем занимаются эти люди, — только игра, только театральная постановка.
Метрах в тридцати от дредноута взметнулся столб воды, точно кит прочищал легкие. Взрывная волна ударилась в днище корабля. Металл застонал, по борту пошла дрожь облегчения, точно он мог понять, какая опасность миновала его. Взрыв сделал воздух плотнее. Заложило уши, точно ты погрузился под воду, но там-то звуки распространяются быстрее, чем по воздуху.
Моряки сопровождали этот взрыв радостными возгласами.
Эссен услышал какой-то гул, дернулся на этот звук и увидел, как из правого борта «Кутузова» расцветает огненный цветок, поднимается все выше и выше, разламывая надстройки. Ветер сносит огонь прямо на палубу, готовый слизнуть всех, кто на ней стоит, точно дракон какой-то дыхнул.
Маленькие люди разбегались в разные стороны, ползли раненые, оставляя за собой кровавые следы, но им уже начинали оказывать помощь, подбирали, подхватывали под руки, тащили внутрь корабля в лазарет, где команда врачей, облаченная пока еще во все белое, вооруженная пилами, иголками с шелковыми нитками, хлороформом и бог еще весть чем, ожидала пациентов.
В огонь, отмахиваясь от его языков, лезли люди с досками в руках, разматывали шланги, поливали пламя, загоняя его в трюм, окатывали водой красный раскалившийся металл.
«Над правым бортом!» — пронеслось в голове у Эссена.
Кто-то зашел с тыла, пока все внимание было отвлечено на другой борт. Но на море не было видно даже самого крохотного корабля, ни эсминца и торпедного катера. Не вызывало сомнений, что это германская субмарина.
— Она тут бед таких понаделать может, — злился Эссен.
«Кутузов» тем не менее из кильватерной линии не вышел, ход не сбавил, и повреждения его были не очень значительными.
— Доложите о повреждениях, — запросил радист «Кутузова».
— Пробоина ниже ватерлинии. Ремонтные команды накладывают заплатку. Семеро убитых. Двенадцать раненых.
— Требуется помощь?
— Благодарю. Справимся собственными силами.
— Готовы продолжать бой?