Невеста для графа - Кэролайн Линден

– Разве мужчина не вправе провести один день наедине с женой?

– Да, конечно, – в смущении краснея, ответила Элиза. – Просто все это так неожиданно… И…

«И так на меня не похоже», – подумал Хью. Ведь до сих пор он не старался выкроить время именно для нее. После свадьбы он ни разу не изменял своим привычкам, и возможность проводить время с Элизой воспринимал как нечто само собой разумеющееся. При этой мысли ему вдруг сделалось ужасно стыдно.

– Да, обычно я так себя не веду, – сказал он. – Но сегодня мне отчего-то захотелось провести день с тобой. Только с тобой.

Элиза посмотрела на мужа с удивлением – голос его звучал… как-то особенно. Хью ни разу не признавался ей в любви, но все чаще она улавливала в его словах нечто такое, что указывало на нежные чувства к ней. Впрочем, Джорджиана предупреждала ее о том, что среди титулованных господ не принято выражать свои чувства – тем более признаваться в них. Но Хью так часто и убедительно демонстрировал свою привязанность к ней, что требовать от него слов любви или даже мечтать о том, чтобы услышать их от него, – это, наверное, было бы глупо. В конце концов, произнести слова может любой, а вот доказать свои чувства поступками – далеко не каждый. А Хью уже все доказал. Возможно, супруги в семьях аристократов вообще никогда не признавались друг другу в любви.

Довольно долго они развлекались, заставляя Вилли бегать за палкой. Но Вилли наконец набегался всласть и даже устал – язык его вывалился, а бока часто вздымались (в отличие от Элизы и Ангуса Хью мог забросить палку очень далеко – к огромной радости пса).

Наигравшись, Элиза села на траву, а Вилли, устроившись у нее на коленях, принялся вылизывать лицо хозяйки. Она со смехом отворачивалась, но в конце концов была вынуждена подняться.

– Хватит, Вилли, – сказала Элиза, вытирая лицо платком.

Вскоре Ангус, который занимался лошадьми, пока супруги играли с собакой, взял Вилли на поводок и отправился вместе с псом исследовать окрестности.

– Я его понимаю… – в задумчивости проговорил Хью. – Ведь я, может, хотел того же. Впрочем, теперь мне никто не помешает осуществить свое желание, верно?

– Ты хочешь облизать мое лицо? – со смехом отозвалась Элиза.

– А что в этом особенного? – с озорной улыбкой спросил Хью. – Иди-ка сюда.

Элиза, завизжав, бросилась наутек, но далеко ей убежать не удалось.

– Моя! – крикнул Хью, приподняв ее над землей. – Вся моя! – И поцеловал ее в губы.

– Это куда лучше, чем нежности Вилли, – порозовев, заметила Элиза.

– Да? – Хью ухмыльнулся и повторил поцелуй. – Я рад, что тебе понравилось. Обещаю не останавливаться на достигнутом, но вначале надо перекусить.

Хью отошел к коляске и вернулся с одеялом и корзиной. Он расстелил одеяло на траве, а Элиза подняла крышку плетеной корзины и обнаружила там клубнику, запеченный окорок, предусмотрительно нарезанный тонкими ломтиками, хлеб, ароматный чатни и бутылку шампанского.

– Вот это пир! – радостно воскликнула она.

Хью сел на одеяло рядом с женой и, вытянув ноги, пробормотал:

– Так уж и пир… Просто перекусим немного. – Элиза достала клубнику, и Хью съел ягоду из ее из рук. – Не хватает только чая и пирожных. И еще – чашек, блюдец, вилок, ножей… и всего прочего. Собственно, ради этого мы и сбежали. Руками есть намного приятнее. Если ты, конечно не возражаешь.

– Нет-нет, нисколько, – ответила Элиза и подумала, что готова на любое предложение мужа, хотя вслух этого не сказала.

– Вот и хорошо. Видишь ли, я… – Казалось, Хью немного смутился. – В общем, я захотел тебя побаловать. – Он достал шампанское и откупорил его. – Ты так много трудилась над гостиной. Знаешь, тебе ведь удалось завоевать сердце моей матери.

– Правда? – Элиза встрепенулась и просияла. – Ах, я так на это надеялась. То есть я надеюсь, что она хорошо обо мне думает.

Хью наполнил бокал и протянул жене. Элиза с наслаждением пригубила. Шампанское днем – в этом было что-то сладострастно-греховное…

– Дорогая, когда я начал ухаживать за тобой, для моих близких это стало неприятным сюрпризом, но теперь все уладилось, – сказал Хью. – Я сам виноват, что они у меня такие: очень баловал.

Элиза же подумала о том, что муж, как всегда, чего-то недоговаривает: Впрочем, это не имело значения; она смаковала шампанское и разглядывала листок, только что упавший с дерева на одеяло рядом с ней.

– Полагаю, они рассчитывали, что ты женишься на леди.

– Скорее всего, но никто мне ни разу об этом не сказал, – продолжил Хью. – Но знаешь, мать неоднократно выражала надежду на то, что ее дети создадут семьи с теми, кто был бы им по сердцу. Она обожала моего отца, и для своих детей хотела того же, что имела сама. Не меньше.

И вот опять он давал понять, что любит ее. И вновь Элиза мысленно отчитала себя за желание услышать, как он скажет ей об этом – прямо и просто. И опять она себе напомнила о том, что поступки ценнее слов. Ведь муж устроил ей романтическое свидание – вывез за город, на красивое место, где не было никого, кроме них и Вилли. Так чего же еще желать? Но Элиза ничего не могла поделать с собой – она была разочарована.

– Мои родители тоже любили друг друга, – сказала она, пытаясь выбросить из головы глупые мысли. – И я всегда надеялась найти то, что было у них.

– Хм… – Хью пристально посмотрел на нее, с пустым бокалом в руке, забыв налить шампанского и себе тоже. – Твоя мать умерла, когда ты была еще ребенком, верно?

– Да. Мне не было и четырех, когда они умерли – моя мать и мой новорожденный брат.

– Должно быть, тебе было одиноко в детстве: ведь, кроме отца, у тебя никого не было…

Элиза пожала плечами.

– Я выросла без матери, и потому не знаю, каково это – жить с мамой. Когда мне исполнилось восемь, отец отправил меня учиться, чтобы я могла усвоить все то, чему мать могла бы меня научить. И там я подружилась с Софи и Джорджианой, и они стали мне как сестры. – Элиза усмехнулась. – Я счастлива, что теперь у меня их стало четыре.

– И как они тебе? Похожи на настоящих сестер?

Элиза сделала глубокий вдох: не все еще гладко, это верно, но…

– Да, – твердо сказала она. – Генриетта – чудесная девочка, а Эдит… оказалась в безвыходном положении. Мистер Бенвик поступил с ней подло, и я счастлива, что она им переболела.

– Именно ты поставила его на место, – с усмешкой произнес Хью. – И сделала это блестяще.

– Я очень рада, что все хорошо закончилось. Я очень боялась, что меня не поймут: Эдит разозлится, а твоя мать расстроится.

Хью многозначительно хмыкнул.

– Единственное, о чем жалеет мать, так это что она сама не догадалась сделать то, что сделала ты. А что до Эдит… – Хью помолчал. – Ты показала ей, что такое истинное благородство, и заставила устыдиться, как она вела себя по отношению к тебе.