Вопреки, или Ты меня не купишь - Диана Билык

Давид оказался с ним рядом, проверил систему, что-то подкрутил и обратился ко мне шепотом:

— Нежнее с ним. Выслушай внимательно, у старика мало времени, — легонько, сочувственно сжал мое плечо и отступил к стене.

Я присела на край кровати, потому что стоять, даже с поддержкой, не хватало сил.

— Я тут, дедушка. О чем вы хотели поговорить?

— Ренат не простит меня никогда, но ты постарайся… — он отдышался. — Я его сильно обманул.

Давид прочистил горло и, заметив мой взгляд, отвернулся.

— Видел, как мальчик страдает, как издевается над собой после смерти Валери и не мог смотреть. Давид, дай письмо, — он протянул дрожащую руку, и врач подступил ближе, странно косясь на меня. Вложил бумагу в руку дедушки. — Это письмо твоей бабушки, Есения. С обещанием, что мы поженим наших внуков, когда вы станете взрослыми. Вы даже встречались с Ренатом однажды, когда тебе лет семь было, а ему около восемнадцати. А потом время закружилось, я заболел, не до обещаний было, и внук внезапно женился. — Старик снова задышал хрипло и страшно, я даже поежилась. — Думал, что все — не исполню просьбу покойной подруги, хотя бы не попытаюсь, но… Валери внезапно погибла, а ты выросла.

Я встала на ноги, но чуть не упала. Придержал Давид, все еще виновато посматривая мне в глаза. Мне пришлось сесть, голова кружилась, а спина уже не разгибалась.

— Что… в-вы сделали? — ладонь потянулась к горлу, пережала, чтобы придушить боль.

— Сначала подставил твоего отца, подтолкнув к сделке, а потом вынудил внука пойти на решительный шаг.

— Но как?

Врач и дед переглянулись. Давид отступил к окну и тихо выругался.

— Не отдал земли внуку, на которых его жена похоронена. Пригрозил, что пущу в благотворительность, если не продолжит род Волгиных. Да и срок ему дал, два года, но это не все…

Я снова поднялась, чувствуя, что сейчас взорвусь от жара по всему телу. В венах буквально закипала кровь, мне стало душно, зубы застучали друг об друга от напряжения. На этот раз отмахнулась от помощи врача, открыла форточку и глубоко вдохнула горячий летний воздух.

— Что еще?.. — сипло и тяжело выдавила через зубы.

— Ренат думал все это время, что он болен. Смертельно болен, Есения.

— Вы сейчас шутите? — я прижала к животу ладони и чуть не согнулась, осознавая, как ошиблась. Вот что мучило тогда мужа! Он боялся, что я буду страдать так же, как он, после смерти жены! Вот почему он не разрешал любить: ни себе, ни мне.

— Нет. Давид писал на документах другие инициалы, проверял меня и внука, но подкладывал ему мои результаты. Это подстегнуло Рената к действиям, но, боюсь, что я сделал только хуже.

— Вы больной ублюдок, — не сдержалась я и сильнее согнулась. Давид поступил, чтобы вдруг что поймать меня, но я полоснула его ненавидящий взглядом. — Он же родной вам, — обернулась через плечо, чтобы утопить деда в гневе и ненависти тоже. — Как вы могли?

— Чурбан он неотесанный. Хоть так научился ценить жизнь, а то все на самотек у него, — нахохлился старик, но тут же слабо откинулся на подушку, а Давид стрельнул в меня синим взглядом. Я ему чуть фак не показала, обманщику подлому. Никогда в жизни больше в дом его не пущу.

— Это все новости? — зло процедила я сквозь зубы и двинулась к двери, не желая находиться в компании врунов.

— Я знаю, где Ренат, — прошептал дед обессилено. — И хотел бы тебя попросить…

Я повернулась, быстр-быстро хлопая веками, прогоняя слезы.

— Вы все то время знали, где он, и молчали?! Знали, как я его жду, что ищу…

— Нет. Я искал его, спешил, но встретиться с ним уже не успею. Передай внуку, что я… — дедушка сильно и вытянуто захрипел. Давид бросился к нему, но тут же отступил, а когда повернулся — я все поняла по взгляду. Волгина-старшего больше с нами нет.

Есения

Мы ехали долго.

Так долго, что я тысячу раз успела повторить про себя, как заклинание: «Вернись ко мне, вернись, прошу…»

Намного быстрее прошло время до этой желанной встречи. Казалось, я уснула, когда узнала, что Ренат пропал, и вот — очнулась с надеждой его увидеть, обнять, прижаться к груди.

С нами за компанию поехал Аверин. Мол, на всякий случай, вдруг я рожать соберусь, ведь уже большой срок.

Я рычала на врача и зло поглядывала, но позволила все-таки негодяю сесть в машину — только взгляд метнула, чтобы не притрагивался ко мне — предатель!

Егор вел быстро, настолько насколько позволяли дороги, ухабистые и грунтовые, а к полудню небо набухло тучами и разродилось ливнем, и мы плелись, как улитки.

Я смотрела в окно и шевелила губами:

— Ты только не сотвори глупость, Ренат. Умоляю.

Через час, может, больше, от усталости и нервного истощения я уже не могла точно определить время, дождь закончился, выглянуло полыхающее алым вечернее солнце. Мы подъехали к большому ставку, скользнули через небольшой мостик и нырнули под тень густых и высоченных тополей.

Впереди сверкали золотые купола церквушки. Я дернулась попросить остановить около нее, чтобы выдохнуть полной грудью и в который раз склонить голову перед образами, надеясь на чудо, но Егор сам замедлил ход, и машина затихла возле больших открытых ворот.

Я потерла усталые глаза и вслух прочитала табличку на здании:

— Мужской монастырь…

Егор и Давид вышли на улицу, помогли мне выбраться, после чего повели к высоким дверям церкви.

Меня колотило. Так сильно, что не получалось сдерживать дрожь.

— Есения, ты в порядке? — уточнил Аверин, я лишь отмахнулась и скрипнула зубами. На что мужчина рассмеялся: — Маленький упертый слоник. Ну идем тогда, недолго осталось, — и протянул мне косынку, дождался, пока я криво нацеплю ее на голову, и подал мне локоть. Ноги были очень вялыми и ради ребенка я согласилась на его помощь.

В храме шла вечерняя служба. Людей не много, но пройти в центр не получилось, придется обходить. Я перекрестилась и, поклонившись, задержала взгляд на высоком крепком мужчине с волосами, собранными в небольшой хвост, покрытыми черной шапочкой. Он был в черной рясе и стоял в первых рядах прихожан. Что-то показалось в его силуэте знакомое. В широком развороте плеч, легкой сутулости, в блеске густых темно-русых прядей. Я выпрямилась и, преодолевая жуткую боль в пояснице, медленно пошла через толпу, все еще держась за руку Давида. Взгляд вцепился в спину мужчины впереди, будто за жизненную нить, а я не дышала. Не дышала так долго, что стало дурно.

Когда покачнулась от слабости, меня тут же подхватил Давид, потянул вверх, подставил плечо, а в тихой молящейся толпе возникла неловкая пауза, лица повернулись ко мне. И тот, мужчина в рясе в высокой монашеской шапочке, тоже. Медленно, неспешно. Скользнул холодным безразличным взглядом цвета стали по моему лицу и отвернулся.