Шпоры на босу ногу - Сергей Булыга

Сержант не ответил. Ха! Что его ждет! Повышение в чине, вот что! Или… Или совсем ничего! Но это как раз и не важно, а важно то, что у него будет чистая совесть. По крайней мере, по отношению к себе. А дальше думать не хотелось. И это очень правильно! Зачем знать больше, чем положено?!

– А давайте, я угадаю! – вдруг предложила Мадам.

– Что угадаете? – спросил сержант.

– Я говорю, а давайте я угадаю, что ждет вас в ставке. Так вот: вас восстановят в звании.

Ого! Откуда ей это известно? Дюваль настороженно посмотрел на Мадам, а та как ни в чем ни бывало добавила:

– Дайте мне вашу руку, и я по линиям ладони объясню подробнее.

Но сержант руки, конечно, не подал. Вместо этого он еще раз внимательно посмотрел на Мадам, а после сказал:

– Один из моих солдат утверждает, что вы и есть та самая Белая Дама. Я этому, сами понимаете, не верю. Но, тем не менее… Вы часто меня удивляете!

– Вам это в тягость?

Сержант не ответил. В тягость ли, не в тягость – это как раз не главное, а главное то, так подумал сержант, что рядом с Мадам он все чаще поступает не так, как должно. Так, того и гляди, можно наделать глупостей! Поэтому пора с этим кончать, решительно подумал Дюваль и так же решительно сказал:

– Довольно говорить загадками, Мадам! И поэтому я спрашиваю вас прямо: почему это вы решили, что меня должны восстановить в звании?

– Ну, хотя бы потому, что по вашему поведению сразу видно, что вы… – и тут Мадам даже смутилась… – Ну, вы же понимаете! Какой из вас сержант?!

– Ну! – только и сказал сержант, очень смущенно.

– О! Вот видите! – заметно осмелев, продолжала Мадам. – И это только первое. А вот и второе, и это вы тоже не сможете отрицать, что по вашему поведению по отношению к и этому полковнику на переправе, и к генералу… как его…

– Оливье.

– Вот и опять! Вы называете его по имени. А это тоже говорит о многом! Ведь так?

– Н-не обязательно, – не очень-то уверенно ответил Дюваль.

Зато Мадам была уверена как никогда! И продолжала:

– И вот из всего этого, а также из кое-каких и других наблюдений, я сделала вывод, что еще совсем не так давно вы носили офицерские эполеты. Однако затем, после некоей, мне пока что неизвестной, неприятности вы…

– Но, Мадам! – поспешно перебил ее Дюваль.

– Что? Слушаю!

– Вот вы сказали: «неприятности». И я… Я… н-не хотел бы вам всего объяснять, только спешу уверить: в той досаднейшей, глупейшей неприятности не было даже и тени…

И сержант замолчал, в душе проклиная себя за болтливость.

Но Мадам была в восторге! Она тотчас сказала:

– Да я, поверьте, ни о чем дурном даже и не думала! Ведь я о вас…

Но тут умолкла и Мадам. Тоже, небось, теперь досадует, подумал сержант. И еще, с уже совсем большой досадой, подумал вот о чем: а ведь они только-только начали по-настоящему знакомиться! А ведь уже почти доехали. Так что вот сейчас он явится, доложит, и передаст пакет, и сдаст…

Сержант нахмурился. Болван, гневно подумал он, трижды болван! Ну, сдаст, а дальше что будет? А что, если…

Ну, нет! Да тут даже…

Нет, довольно, прекратить немедленно, сам себе приказал он. Потому что, во-первых, приказ есть приказ, он для того и отправлялся в путь, чтобы доставить и сдать. А во-вторых, чего бояться? Тот глупый страх, то есть та мысль о том, что она русская шпионка, давно уже не приходит ему в голову! Потому что теперь это просто смешно! Она из местной шляхты, это совершенно ясно, и муж… жених ее служит у Понятовского, то есть в пятом корпусе, она сама об этом сказала. И сказала, несомненно, правду. И брат ее, конечно, там же. И, может, там даже и ее отец, потому что, небось, он не так еще стар. Но что жених и что отец, торопливо подумал Дюваль, надо о брате спрашивать, уточнить, какой полк, в каких делах участвовал и какие у него награды. И о нем же сразу сказать в ставке – на них, этих штабных, такое сразу, безотказно действует! Это их отрезвит! И, решив так, Дюваль повернулся к Мадам и сказал:

– А вот вы говорили: ваш брат. Он, я так понял, тоже в пятом корпусе, как и этот, который…

И замер! Даже испугался! Потому что Мадам мгновенно и очень сильно изменилась в лице!..

Но тут же успокоилась. И, правда, отведя глаза, тихо сказала:

– Нет, брат к вам не пошел. Брат пошел к русским. Мой брат – поручик Коннопольского уланского полка.

– Ма… дам… – сержант был до того растерян, что даже не мог говорить…

А Мадам повернулась к нему и сказала:

– Очень прошу вас, господин Дюваль, давайте о моем брате больше говорить не будем.

– Как… как изволите…

И разговор иссяк. Хотя о чем тут было говорить, когда и так все стало предельно ясно! Брат – в русской армии, добавить больше нечего… А вот, правда, жених, тут же подумал сержант… Но ведь жених – это не брат, так в ставке и скажут, что, скажут, женихи! Они приходят и уходят, а братья… И сержант нахмурился. Это он вспомнил, сколько в свое время было неприятностей у Оливьера. Старший брат Оливьера, Филипп, не присягал ни императору, ни, еще прежде, Директории, и поэтому, пока Филиппа не убили, Оливьер был очень не в чести. Да и таких примеров еще много! Поэтому сержант еще сильней помрачнел и еще сильней задумался. И он долго так молчал! А потом повернулся к Мадам и сказал:

– Я вынужден просить у вас прощения. Всё так нескладно получилось! Да и приказ я получал еще тогда, когда ничего о вас не знал.

Мадам равнодушно махнула рукой, и сержант замолчал. Шагов двадцать они проехали молча… Но больше сержант не выдержал и опять заговорил:

– Я понятия не имею, мне это не сообщалось, с какой целью вас было решено переправить в ставку. Но и я не думаю, чтобы поводом для этого было что-либо серьезное. За серьезное у них всегда одно решение. И порох на это не жалеют. А вот за пустяки бывает всякое. Так что вы не беспокойтесь, Мадам! Я думаю, что еще всё обойдется. Но если вдруг я в чем-то ошибся и с вами обойдутся плохо… Нет, если даже только попытаются так обойтись, то я… Поверьте мне, Мадам, я это так просто не оставлю!

Мадам с удивлением посмотрела на сержанта, словно хотела сказать: «Зачем вы так? разве я вас о чем-то просила? ах, увольте, увольте, сержант!» Однако же сержант не успокоился.

– Клянусь честью, Мадам! – сказал он, повышая голос. – Это были не пустые слова! Это… – но тут вдруг спохватился, воскликнул: – Но хватит об этом! – а после дал лошади шпоры и быстро поехал вперед.

А Мадам смотрела ему вслед как-то очень по особенному. То есть очень трудно было сказать, о чем она тогда думала. Да и она об этом никогда после не рассказывала.

Итак, они продолжали ехать в том направлении, которое им указал трубач из корпуса Виктора. И оказалось, что он не ошибся – вскоре лес кончился, и сержант увидел, что Мари вынесла его на широкую дорогу, которая была сплошь покрыта множеством совершенно свежих следов. Сержант посмотрел по сторонам и увидел, что шагах в двухстах от него к небу поднимается с десяток дымов. Самих костров еще не было видно, они скрывались за холмом, но тем не менее сомнений быть не могло – это колонна! Император! Франция! Ну так и радуйся, сержант, кричи, ликуй, подумал Дюваль, чего ж ты молчишь?!