Голоса прошлого - Ната Чернышева

   Линза обычно получается небольшой, размером в экран переносного терминала; удобный во всех случаях универсальный формат. Можно сделать запись, сохранить на облаке в нетелепатической информсети. Обычно так и делается.

   Но тут линза вышла огромной, во всю стену. То ли я перестаралась, то ли что… И картинка вышла ощутимо неприятной. От неё бросало в дрожь, леденило конечности, сжимало тисками тоскливого ужаса сердце.

   Вид от корней, жёлтые мерцающие цветы, сине– серое озерцо, за ним – чёрная земля и страшные, хищного вида машины врагов…

   В которых я– нынешняя с лёгкостью опознала штурмовые бронемехи терранского космодесанта. Они мало изменились за столько лет; все усовершенствования как всегда внутри, а снаружи – стандартный для атмосферных планет обтекаемый корпус…

   – Впечатляет, – тихо произнёс Игорь.

   Его тоже проняло.

   Я не смогла погасить линзу сама, убрал её он. Обнял меня, бережно, как будто я была стеклянная, и мне скоро предстояло разбиться на тысячи острых брызг.

   – Бедная, – тихо выговорил Игорь. – Каково же тебе пришлось…

   В его голосе не было жалости, только сочувствие. И бешеная ярость. Я замерла, дышала тихо– тихо. И думала только о том, чтобы этот миг никогда не закончился. Чтобы вот так было всегда. Тёплое кольцо надёжных сильных рук. Через них ничто не прорвётся. Никогда больше.

    Никогда.

***

Док Хименес подкараулила меня во время завтрака. Взяла на раздаче кофе с булочкой и ко мне:

   – Не возражаете, Энн?

   А что мне возражать, когда я одна сижу? Везде народу битком, только рядом со мной никого. Скорость слуха превышает скорость света, точно вам говорю. О моей связи с Огневым весь корабль узнал точно в тот момент, когда я постучалась к нему в дверь. Война приучает к деликатности; если кто– то занят, клеиться к нему, надоедать или ещё как– то отравлять жизнь не принято. Пусть двое останутся наедине, насколько это возможно. В перерывах между боями, урывая кусочек времени то здесь, то там, до тех пор, пока смерть не разлучит. Судьба наша… Все там будем.

   Госпоже Хименес я не обрадовалась. Но и отшить корабельного главврача не посмела.

   – Тяжёлый вы народ, космодесант, – пожаловалась целительница, устраивая свой тощий зад в кресле напротив. – Лечиться не любите. Под дулом плазмогана ко мне не затащить. Приходится самой за каждым таким несознательным бегать, плакать и умолять…

    Она отхлебнула кофе. Я учуяла знакомый запах: то самое пойло со стимуляторами. Встревожилась. Я– то хорошо помнила, по какому случаю целители глотают эту гадость вёдрами.

   – Что случилось? – напрямик спросила я.

   Она ответила мне прямым пронзительным взглядом. Потянулась к терминалу, вмонтированному в середину столика, и включила шатёр тишины. В ушах завибрировал и тут же стих привычный стеклянистый звук, свидетельствовавший о том, что защита заработала. Никто снаружи не мог услышать, о чём мы говорим.

   – А это вы мне скажите, Энн, что случилось, – серьёзно сказала Хименес. – Почему вся моя работа провалилась в чёрную дыру безвозвратно?

   Я потёрла лицо ладонями. Совершенно не ощущала себя больной, но не я здесь сейчас врач и не мне судить.

   – Не знаю, – честно сказала я. – Разве что… я была с мужчиной…

   – Это не считается, – решительно отмахнулась доктор. – Что ещё?

   … Одинокое дерево посреди выжженной пустыни…

   Понимание пришло резкой болезненной вспышкой.

   – Сон, – выдохнула я.

   – Так, – кивнула целительница. – Рассказывайте…

   – Там, на Вране, у меня случился телепатический раппорт с деревьями лан– кайшена, – торопливо заговорила я, – и я теперь знаю почему! Потому что тогда, на Соппате… то дерево… оно не умерло, оно осталось жить и дало плоды. Семена. Какое– то из этих семян впоследствии проросло и дало начало… было прямым предком этого грёбаного лан– кайшена, вот он почему признал меня, у этих проклятых деревьев тоже генетическая память!

   Хименес положила руку мне на запястье. Пальчики у неё были тоненькие, белые, почти прозрачные.

   – Мне страшно, – призналась я.

   Мне вправду было очень страшно. До липкой спины. Этак, того гляди, со службы выпрут за полной профнепригодностью! Солдат с фобией, смешно до грусти.

   – Я не хочу, чтобы оно ещё раз мне приснилось!

   – Не приснится, – сочувственно выговорила целительница. – Я вам сейчас покажу одну схемку паранормального воздействия… Вы, как коллега, поймёте. Каждый вечер, перед сном… И, надеюсь, в бою примените только в самом крайнем случае, когда уже выхода совсем никакого не останется. Это призвано спасать жизнь, не убивать.

   Я кивнула. Надо сказать, обещание своё я выполнила. Из уважения к маленькой женщине, служившей Жизни там и так, как требовала от неё её совесть. Впрочем, это разговор отдельный. Тогда я просто дала слово, ещё не зная, как оно обяжет меня и свяжет, чем обернётся.

   – Спасибо вам, док, – искренне поблагодарила я.

   Она улыбнулась, сняла шатёр тишины, пожелала мне удачного отдыха и ушла.

Никогда не думала, что у меня, оказывается, реально много обязанностей! Небольшой чин комадар вроде бы, а вертишься полные сутки... Выкроить себе лишний час? Проще застрелиться.

   Великова вконец озверела. С ней драться, прямо скажу, немногие радовались, и я в их число не входила. Потому что в спаррингах по– прежнему считала ворон, ослов, морковь, протухшие коричневые звёзды и прочее в том же духе. Ну да, она телепат, и ловит каждое твоё ответное движение ещё на уровне мыслей. Не очень честно, знаете ли. Только её это никогда не смущало, а уж сейчас и подавно. А ты дерись, ты не думай, в драке думать вредно и не к добру. Угу. Сама бы попробовала так… Впрочем, кто– то, а уж наша– то Ванесса могла.

   Грешным делом я думала, что это она мне просто мстит. Из мелкой мелочной бабьей ревности. Я не забыла её эмоциональный ряд в словах по поводу Огнева «жаль, что он позвал не меня». Телепатической связки между нами давно не было, но я хорошо чувствовала сварливое настроение родного командира. Злилась, не без того. Но начистить рыло Великовой… нет, друзья, на это особый талант нужен. Пожалуйста, без меня.

   Я вернулась поздно. Проскользнула тихонько в двери, старательно изображая невидимку. Народ сделал вид, что невидимость мне удалась. Хотя, конечно, давным– давно все знали, куда это я пропадаю в личное время. Того времени не сказать, чтобы у нас было много. Жалкие крохи. Но нет у меня никакого права бессовестно пропадать на всю ночь. Перед девчонками стыдно. Они– то поймут, у самих почти у каждой есть кто– то, но… именно поэтому стыдно. Я командир, я должна подавать пример. Служба превыше личных желаний, а иначе служить тебе незачем, дуй на гражданку, там проще.