Археология по следам легенд и мифов - Герман Малиничев

Далее еще интереснее. Культ Имхотепа с веками претерпевал метаморфозы, изменения. Во II веке до н.э. в Греции, Египте и странах Малой Азии начало процветать религиозно-мистическое учение для посвященных — герметизм, приписываемое Гермесу Трисмегисту (трижды величайшему) — родоначальнику всех оккультных наук, мистических ритуалов и алхимии. Имхотепа включили в список почетных членов этой закрытой секты. Византийские алхимики посвящали ему целые трактаты. Средневековые европейские алхимики считали его основателем своей загадочной науки.

«Все это парадоксально! — сделал вывод Лауэр. — Джосер ушел в тень Имхотепа — своей правой руки. Однако длительная слава архитектора и строителя проясняет блистательную эпоху Джосера, правда, опосредованно, ибо прямых свидетельств мало. Пожалуй, более упорного объекта для исследователей Египта еще не встречалось!»

Когда Лауэра обвиняли его коллеги за некоторую сложность его книг об эпохе Джосера, он кратко объяснил, что это неизбежно при столь большом количестве исторических загадок вокруг его имени и его пирамиды.

* * *

Египтологи считают, что пирамида Джосера — цитадель, в которую им удалось войти, но овладеть которой не сумели. Не исследованы самые глубокие галереи лабиринта, не найден склеп Имхотепа, который должен быть за стеной храмового комплекса. Подразумевается, что есть еще одна шахта, на дне которой могут быть царские сокровища и списки его деяний. Недавно случайно обнаружили близ Мемфиса небольшой скульптурный портрет фараона, он непохож на египтянина — спокойное лицо европеоида. Словом, очередной ребус. Неслучайно некоторые египтологи посчитали его шумером.

И вот еще один совершенно неожиданный вывод, к которому пришли французские специалисты. Слово «Нечерхет» с архаического языка египтян переводится как «великолепный телом». Это титул, а не имя. А слово «Джосер» означает «великий». Тоже титул. Из этого следует, что фараон, которого называют Джосером, не оставил нам своего имени. Только два титула — правителя Египта V тысячелетия до н.э.

С 1967 года в пирамиду на плато Саккара ученые больше не заглядывали. Величественная каменная громада живет своей жизнью, и эта «пиковая дама» всем видом показывает, что и не собирается выдавать свои секреты.

Бывает и так, что легенду строят ученые. Взять, к примеру, возраст Москвы. За точку отсчета взяли 1147 год, когда Юрий Долгорукий, как указано в летописи, пригласил князя Черниговского «ко мне в Москву». И кабинетная наука упорно держится за такую весьма условную легенду, она не требует усердия для переосмысления. И как всегда, так и в данном случае легенду пересматривают археологические раскопки.

Москва изначальная

Долетописная история нашей столицы теперь уходит в глубь веков, и она весьма интересна и поучительна прежде всего тем, что отказ от устоявшихся мнений и легенд привел к сенсационным открытиям.

«Москва — это добрая половина истории Государства Российского, — справедливо отмечали отечественные историки в конце XIX века, накануне ее официального 750-летнего юбилея. — Белокаменная, конечно, зародилась раньше 1147 года, но главное в том, что все основные святыни страны всегда хранились в ней, и именно с ней — нашей общей государственной прародиной — связана слава Руси».

Первое упоминание о Москве дано в Ипатьевской летописи. В 1147 году суздальский князь Долгие Руки, сын Мономахов, пригласил своего временного союзника, северского князя Святослава: «Приди ко мне, брате, в Москов». В честь гостя из Чернигова (это его сын стал героем «Слова о полку Игореве») был дан «обед силен». В летописи эти события отнесены на пятницу — день похвалы святой Богородицы. Карамзин в своем капитальном труде по истории Государства Российского отнес этот день на 28 марта 1147 года. В 1846 году молодой канцелярист при Оружейной палате Кремля Иван Забелин — будущий историк Москвы — пересчитал все пятницы XII века и перенес «обед силен» на 4 апреля. Прыткого юношу выслушали, но продолжали верить Карамзину. И лишь в 1&97 году правота Забелина нашла полное и безоговорочное признание.

Итак, в 1147 году впервые прозвучало название нового русского города Москов. Уже через два века оно стало известно всей Европе, а сейчас звучит на всех языках мира ежедневно. В 1176 году летописцы засвидетельствовали слово «московляне», а в 1238 году появилось привычное нам «москвичи». Тогда они оказали упорное сопротивление татаро-монгольским ордам.

В 1996 году московские археологи, углубившись в пласты семи столичных холмов, смогли уточнить меню княжеского обеда в XII веке. Он отличался широким хлебосольем. К с голу подавали стерлядь, белугу, осетров и крупных лещей. Все из местных рек. Рыбу сменяли запеченные в тесте гуси, лебеди, кабаны и олени. Из окрестных лесов, естественно. Пили медовую брагу, пиво и квас.

А что дальше? Что предпринял Юрий Долгорукий? Историки отвечают на эти вопросы конкретно. Разумеется, князь не основал Москву, но положил основной камень в ее будущее. Тверская летопись от 1156 года сообщает, что «князь Юрий Долгорукий заложил град Москов при устье реки Неглинной и выше Яузы». На самом деле князь заложил не город, а лишь укрепленное место. Он выбрал холм на слиянии рек и обнес его детинцем — частоколом из сосновых бревен и земляным валом, тем самым как бы застолбив свое новое владение. Позже это укрепленное место среди крестьянских полей назвали Кремником, а потом уже и Кремлем. Дубовые стены здесь возвел Иван Калита, а в 1367 году князь Дмитрий Донской приказал соорудить каменные стены.

Князь Юрий, понимавший толк в правилах тогдашней фортификации, построил укрепление на крутом мысу при устье Неглинки. К сожалению, его срыли в 1847 году. На том месте был густой сосновый бор. Чуть позже там, на поляне, была построена первая кремлевская церковь — храм Рождества Иоанна Предтечи. Ее следы обнаружили в 1843 году, но не сохранили. Новый княжеский городок, хотя и занимал лишь десятую часть современного Кремля, оказался удобным торговым центром и начал быстро разрастаться деревнями и слободами. Кругом было достаточно рек, чтобы доставлять московские товары в Поволжье, на Смоленщину, Рязанщину и в район Ростова Великого. Как писал историк И. Забелин, «Москва сразу стала добрым местом-распутием для сообщения во все стороны и во все края старинных народных сношений».

А что было в Москве до 1147 года, до прибытия туда Юрия Долгорукого? На это способна ответить только московская археология, начавшаяся в XIX веке. Увы, до сих пор белых пятен здесь больше, чем хотелось бы. Тем не менее многое постепенно проясняется. Серьезно долетописной Москвой в 40-е годы занимался академик М.К. Тихомиров. По преданиям и народным легендам он установил, что Юрий Долгорукий пришел со своей дружиной на место, где раскинулись среди лесов и речушек села боярина Степана Кучки. Правда, сам титул «боярин» ему присвоили летописцы лет эдак 150 спустя. Скорее всего, Кучка был в XII веке племенным вождем вятичей. За какие-то провинности князь просто отобрал у него земли.