Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции - Жорж Ленотр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кажется, и теперь еще перед моими глазами стоит, — пишет он в 1815 году, — хозяин дома в маленьком, коротко остриженном парике, сером фраке, с салфеткой в руке. Он полон внимания к своим гостям, и они обращаются к нему с дружеским уважением. За кассой стояла достойная женщина, милая и кроткая, дочь хозяина заведения. Среди завсегдатаев, которые, казалось, особенно охотно останавливались у кассы, можно было заметить молодого адвоката, бывшего сначала очень веселым и жизнерадостным, но через некоторое время ставшего серьезным. Этим адвокатом был Дантон».
Жизнь этого молодого шампанца из Арси-сюр-Об была нелегкой. Адвокат без клиентов, он не имел ничего, кроме долгов[246], и очень мало зарабатывал во Дворце правосудия. У него была чисто буржуазная привычка приходить каждый вечер в «Парнас», чтобы выпить полчашечки и сыграть партию в домино. Он охотно рассказывал своим партнерам, что происходит из хорошей семьи города Арси. Когда мать его вторично вышла замуж за негоцианта по фамилии Рекорден, он решил жить самостоятельно и явился в Париж искать счастья. Он приехал сюда в 1780 году в карете почальона Арси-сюр-Об, который довез его бесплатно. Остановился он в скромной гостинице «Черная лошадь», которую содержал на улице Жофруа-д’Асние некто Лагрон — у него обычно останавливались все шампанцы. Дантон столовался в трактире под непритязательной вывеской «Скромность» и ежедневно возился с бумагами у одного прокурора. Он был добродушным малым, полным искренней, несколько шумной и грубоватой веселостью, дышащий энтузиазмом и энергией; его непоколебимый апломб пропадал, лишь когда он подходил платить за свой кофе к кассе, за которой царила прекрасная Габриэль Шарпантье.
Родители молодой девушки не без неудовольствия замечали ухаживания своего клиента; он уже делал некоторые намеки на свадьбу; но хозяин Парнасского кафе не решался выдать дочь за этого толстяка без заработка, будущность которого не обещала ничего блестящего. Несмотря на это, было ясно, что он тронул сердце Габриэль. Она восхищалась его умом, который другие находили слишком резким, его душой, которую считали слишком пылкой, его голосом, который казался всем громким и страшным и который она находила приятным[247]. Когда говорили: «Как он безобразен», она возражала: «Как он прекрасен!».
Но в этом отношении глаза ее были жертвой обмана со стороны сердца: ее возлюбленный был действительно безобразен, и не без причин. «Дантон был вскормлен коровой: однажды эту корову увидал бык, который бросился на нее и при этом ударил рогами Дантона, разорвав ему губу. Эта рана обезобразила его. Через несколько лет мальчик семи или восьми лет от роду захотел отомстить быку и вступил с ним в борьбу, но удар рогами сломал ему переносицу. В другой раз он думал, что сможет разогнать стадо свиней, преградивших ему дорогу в дом. Он бросился на них с бичом, но поскользнулся и упал. Свиньи, разъярившись, кинулись на него и нанесли ему ужасную рану, наподобие той, от которой пострадал в детстве Буало, по словам Гельвеция, который приписывал этой ране недостаток чувства в творениях поэта. Верно или нет это наблюдение, но оно, во всяком случае, не может быть отнесено к Дантону. Его мужественность была в опасности, но он не потерял ее и сохранил всю свою энергию и смелость. Едва он успел оправиться после этого несчастного случая, как, увлеченный страстью к плаванию, чуть не утонул и схватил жестокую лихорадку, к которой присоединилась оспа вместе с краснухой. Казалось, все соединилось, чтобы обезобразить его[248].
Что же касается до Габриэль Шарпантье, если судить о ней по портрету, хранящемуся в одном семействе в городе Арси-сюр-Об, она была здоровой и свежей девушкой, с виду напоминавшей крестьянку. В коллекции полковника Морена, к несчастью ныне проданной и разрозненной, была прекрасная гипсовая маска Габриэль, сделанная после ее смерти. Характерными чертами ее, по словам Мишле, были доброта, спокойствие и сила. Отец Шарпантье, видя любовь молодых людей и понимая, что пора позаботиться об устройстве дочери, которой уже исполнилось двадцать пять лет, навел справки, написал в Арси, посоветовался с женою и дал свое согласие. 9 июня 1787 года у нотариуса Дофо был заключен контракт между следующими лицами:
«Жорж Жак Дантон, адвокат бывшего Совета короля, живущий в Париже на улице Тиксерандери[249], в приходе Сен-Жан-ан-Грев, сын умершего Жака Дантона, буржуа города Арси-сюр-Об, и госпожи Жанны-Мадлен Камю, его вдовы, в настоящее время состоящей в браке с Жаном Рекорденом, негоциантом вышеупомянутого Арси-сюр-Об, живущей у вышеупомянутого сына своего, здесь присутствующего, и Франсуа-Жермен Шарпантье, контролер ферм, и госпожа Анжелика-Октавия Сольдини[250], супруга его, живущие в Париже, на Школьной набережной, в приходе Сен-Жермен д’Оксерруа свидетельствующие от своего имени за свою совершеннолетнюю дочь, девицу Антуанетту Габриэль Шарпантье, живущую с ними».
Супруги вступали в союз при условии общего владения имуществом. Имущество будущего мужа заключалось в «должности адвоката Совета», приобретенной у господина Шарля Николя Поаде-Пези. Что же касается девицы, то ее родители давали ей сумму в 18 тысяч ливров, и, чтобы выплатить эту сумму, они в счет ее освобождали вышеупомянутого Дантона от долга в 15 тысяч ливров, которые ссудили ему 19 марта для покупки его должности, и выплачивали ему 3 тысячи ливров звонкой монетой. Кроме того, девица принесла в приданое 2 тысячи ливров, получившихся от ее барышей и скопленных ею[251].
Из этого мы видим, что новобрачные не были богаты. Правда, Дантон приобрел себе место адвоката в совете короля, благодаря 15 тысячам, которые тесть выдал ему авансом, в счет приданого, и некоторой сумме, великодушно ссуженной ему его земляками. Но место это было доходным лишь пропорционально умению занимавшего его лица, а судебное крючкотворство не было ни по вкусу, ни по способностям Дантона. Это был человек широкого ума, громадного честолюбия, не созданный для кропотливой работы. Таким образом, средства молодой четы ограничились пятью тысячами ливров, принесенных в приданое Габриэль; причем и они, быть может, пошли на уплату каких-нибудь долгов ее мужа, так как известно, что в начале супружеской жизни они жили за счет отца молодой жены, который, говорят, давал им по несколько луидоров в месяц. Когда средства к жизни окончательно истощались, молодые уезжали на некоторое время в окрестности, в Фонтене близ Венсенна, где у Шарпантье был маленький домик.