Солдат императора - Клим Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Гийом де ля Круа поднял забрало и в четвертый раз оглядел поле. Ярость стремительно уступала место недоумению. Казалось, еще миг и победа наша, но нет. Лёгкие короткие пики испанцев и ненавистные стрелки отбили не меньше половины луга, который располагался между кустарником (будь он проклят) и рощицей.
Победительная волна, что соединяла эскадрон в единое целое перед боем, куда-то исчезла, превратив его в скопление перепуганных людей, чудом сохранявших видимость порядка.
– Клянусь преисподней, – пробормотал Гийом, – с таким настроем нам не выиграть. Но это не мое дело.
В самом деле, долг есть долг. И он снова повел жандармов вперед.
А между тем на поле появилась новая сила.
Под грохот барабанов, который соперничал даже с орудийной канонадой, шеренга за шеренгой из-за кустов и деревьев выходили ландскнехты. Колыхались пики и алебарды, вились знамена. Чёрный орел вёл своих сыновей.
Им на встречу двигалась густая масса швейцарской пехоты. Войска бросили в бой ферзей. Далеко-далеко на фланге виднелись знамена Лотарингии – это шла германская банда герцога Франсуа, чтобы померяться пиками с испанской пехотой.
Всего этого Гийом де ля Круа уже не видел, с головой окунувшись в смертельную круговерть кавалерийской атаки.
Было около семи часов утра.
Адам Райсснер неотлучно находился при Фрундсберге. Ночной марш, взрыв стен, мучительное продирание через кустарник – всё это он воспринял стоически, хотя было очень страшно. Кто знает, может быть там, в поле, их уже поджидают швейцарские пики? Тогда можно было быстро сворачиваться и уходить. Вот так: не построившись, в полном беспорядке на райслауферов не полезешь – глупость, причем, самоубийственная.
Обошлось. Грохот и звон сшибавшейся кавалерии на левом фланге, дружные залпы мушкетеров и пушечных батарей говорили всем, кто умел слушать, что поле пока свободно.
Пехота выбралась из-за живой изгороди, и полки начали строиться, приводя в порядок линии. Сердце Адама затрепетало, когда он обозрел поле. Подобной мощи он никогда не видел, да что там! Без преувеличения, никто не видел! Со времен Александра Великого и древних Кесарей в бой не выходило столько прекрасной пехоты.
Одно дело видеть армию на походе. Огромная вереница: полки, отряды, обозы, пушки. Много миль занимает эта змея. Но войско в поле – это совсем другое дело.
Тем более, что поход выдался тот еще. Холодно, голодно, без жалования… каждую секунду солдаты были готовы поднять бунт, так что только непререкаемый авторитет Фрундсберга удерживал их в узде. Но теперь всё по-другому. Если уж ландскнехты вышли на битву, ничто их не остановит, кроме смерти.
Адам видел, как три германских полка двигаются вперед, и он вместе с ними. Как испанская пехота уходит правее вслед кавалерии, что всей массой двинулась в сторону французского лагеря. Он слышал, как встретила кавалеров орудийная пальба, как в дыму сошлись массы французских и имперских эскадронов. Что там творилось!
Но это их непосредственно не касалось. Навстречу шли швейцарцы! Вот сейчас они коснуться! С Биккока райслауферы накопили такой счёт ландскнехтам, что и подумать страшно. После битвы они насочиняли песен и анекдотов, про то как те зарылись в землю, подобно кротам, вместо того, чтобы выйти в поле. Опозорили свою честь кригскнехтов, и всё такое в том же духе. Немудрёные вирши легко объясняли поражение и обещали, что сделают швейцарцы при следующей встрече. Он запомнил окончание одной из песенок примерно так:
Незатейливо, правда? Вряд ли это дословно, но смысл и рифмы точные. Чего еще ждать от солдатни: «усам-сам» и «дерьмо-говно-мочиться». Но расстроились парни по-настоящему. И обиду затаили лютую. Ну что же? Теперь у них все шансы исправить ошибки прошлого и исполнить обещание насчет «срать-мочиться», ведь Фрундсберг, наконец, вывел кригскнехтов в чисто поле, как велит древняя честь солдатская.
Адам вспоминал ночь перед боем, что провел он в компании Конрада Бемельберга, который теперь оберст, подумать только, Курта Вассера, рядового алебардиста-ветерана Ральфа Краузе и Пауля Гульди. Они мерзли возле потушенной ради скрытности жаровни, стучали зубами и в сотый раз проверяли оружие.
– Засиделся ты Райсснер в секретаришках у Георга нашего дорогого, – сказал тогда Конрад, – давай уже к нам! С твоей башкой дорога тебе прямо в оберсты. Оберст Райсснер, каково звучит! Тебя сам император знать будет.
– Император меня и так знает, – ответил он, – а командовать – не мое это. В строю я с вами. А командир какой из меня? Я же так – студент недоучившийся. Студентом и остался. Вот Гульди у нас – другое дело.
– Я тоже студент и тоже недоучка, какое совпадение.
– Во набежало, так и прут в армию, так и лезут, – криво усмехнулся Курт, поправляя точильным камнем лезвие кинжала, – скоро не продохнуть будет от учёных.
– Толку мало от учёных! – Убежденно отозвался Ральф. – А зато какие парни получились, как в солдаты пошли. И не вспомнишь, что Гульди всего три года назад был сопляк – сопляком. Я уж про Адама молчу. Его-то мы поболе знаем. Золотой парень сделался. Золотой… слушай, а вы с Гульди не родственники?[63] Бу-го-га!!!
– Га-га-га, – дружно заржали все.
– Еще бы жалование выплатили. Наконец. А то тоскливо.
Часа три назад сидели и мирно болтали. Н-да. А кажется, что год прошёл. Вот летит время на войне?! А сейчас «золотой» Адам, временно забыв о невыплаченном жаловании, смотрел, как перед строем скачет Фрундсберг, а за ним следуют знаменосцы с большим имперским стягом и его личным штандартом.
Георг нёсся перед замершими баталиями, воздев воронёную рукавицу. Его прекрасный серый конь с роскошной сбруей, словно специально подобранный в тон высеребренным полосам на латах оберста нервно закидывал голову, словно ждал нехорошего.
А чего хорошего?
На левый фланг, откуда спешно отъезжали испанские хинете, нацелилась баталия швейцарцев и не менее тысячи рыцарей. Во фронт шли еще два полка. Минуты через три здесь разверзнется ад. Правый фланг уже погрузился в пекло по самые ноздри. А скоро там схлестнется испанская пехота и Чёрная банда. Тогда над адским варевом войны и макушек не разглядишь. Ха-ха-ха.
Между тем, Фрундсберг резко осадил храпящего жеребца, уверившись, что все его видят и слышат. Тут же замер и его личный стяг с двумя перекрещенными мечами на черно белом поле, отбрасывая неверную, морозную тень на железную фигуру полковника.
– Солдаты! Братья мои! Наше время пришло! Враг перед нами, Бог над нами! Идём и затопчем всех кого встретим! В лагере золото, вино и бабы! Если кого убьют, Господь позаботится, чтобы в раю выплатили жалование и привели лучших шлюх!