Черные банкиры - Фридрих Незнанский

В одном из стенных шкафов, внизу, неожиданно был обнаружен скрытый ящик, своего рода секретный сейф. И в нем находилась папка документов, упакованных в целлофановый пакет. Когда его вскрыли, глаза у Заметалина тревожно забегали. Большинство документов было подписано бухгалтером Крохиным. Турецкий понял, что это и есть те самые бумаги, которые долгалевская бригада изъяла у отца Евгения.

Составив протокол обыска и изъятия документов, он сказал:

– Господа! Во избежание неожиданных осложнений попрошу вас воздержаться какое-то время от информации и комментариев по поводу нашей сегодняшней встречи. По факту убийства Крохина производится расследование. И я не советую никому становиться на пути правосудия и мешать нам!

Судя по лицам присутствующих, таковых не находилось. И чтобы поставить точку, Турецкий закончил, обращаясь к заместителю Долгалева:

– Напоминаю вам, что вы являетесь подозреваемым по этому делу и обязаны являться в прокуратуру для проведения следственных действий по первому требованию. Ну а теперь, господа, полагаю, все свободны. Прошу извинить за то, что пришлось вас задержать на службе.

Жена Долгалева, полная невысокая брюнетка лет тридцати восьми, долго не открывала дверь, все выясняла, кто и для чего стучится. Однако, убедившись, что приехали действительно люди из милиции, впустила Грязнова в прихожую. Своих подчиненных Вячеслав попросил подождать на лестничной площадке.

– Где ваш муж, Эвелина Мстиславовна? – спросил он.

– В командировке.

– И давно?

– Более двух недель, так я думаю.

– А где он сейчас?

– О Господи! Если бы я знала! Он был в Вильнюсе, в Петербурге, потом в Днепропетровске, Киеве, Минске, сопровождал какой-то груз, проводил его через таможни.

– И когда он собирается появиться дома?

– Не знаю. А вам-то какой интерес?

– Я объясню. Но скажите еще: он часто звонит домой?

– Он вообще сюда не звонит.

«Не врет, – подумал Грязнов, – иначе наша прослушка сообщила бы…»

– Но тогда откуда вам известно, где он побывал и что там делал?

– Мне сообщает время от времени его заместитель.

– Понятно.

«Значит, у них с Заметалиным имеется какой-то неизвестный нам канал связи».

– Вы интересовались, Эвелина Мстиславовна, с какой целью я явился к вам. Сообщаю, что я со своими коллегами явился для производства у вас обыска. На что имею соответствующее постановление Генеральной прокуратуры. То же самое в настоящее время производится в офисе вашего супруга.

Грязнов достал из внутреннего кармана санкционированное Меркуловым постановление на обыск.

– А что он натворил?

– Он подозревается в убийстве.

– В убийстве?! – воскликнула женщина. – Вы с ума сошли! Долгалев – убийца! Это же чушь! Ну ладно, а что вы намерены найти в нашей квартире? Оружие? Так здесь никакого оружия отродясь не было. Пожалуйста, смотрите, сколько хотите, я разве возражаю? Боже, это какой-то театр абсурда!

Грязнов прислушивался к интонациям и не мог различить фальши. Похоже, он не врала. И не играла в возмущение. Он попросил понятых пройти в квартиру.

– Лучше уж вы сами все покажите, нет ли у вашего мужа каких-либо тайников в доме?

– Да смотрите, сколько хотите, сделайте одолжение, – уже с пренебрежительными нотками в голосе закончила она. – Проходите!

Квартира была просторной и отделанной, видно, совсем недавно по лучшим европейским стандартам. На полах богатые ковры, дорогая мебель, огромный телевизор и масса прочей заграничной техники.

– Весьма и весьма приятное жилище, – констатировал Грязнов, – обходя квартиру и внимательно разглядывая ее. – Полагаю, большие средства вложены в обстановку. Каким еще имуществом обладаете?

– Имеем гараж и две машины, но это принадлежит не мужу, а мне и моим родственникам.

– А кем вы работаете, Эвелина Мстиславовна?

– Воспитателем в детском саду! – с вызовом ответила женщина.

– Научите меня, – засмеялся Грязнов, – как на зарплату воспитателя приобрести столько имущества.

– Я работаю всю жизнь. И думаю, что смогла заработать себе на обеспеченную жизнь!

– Понятно. Я вот тоже всю жизнь работаю, но, увы!

– Значит, не так хорошо работаете. Или вам не повезло.

– Возможно. С кем живете? – спросил Грязнов. – Дети есть?

– Нет.

– Для кого ж так стараетесь?

– Для себя! – сказала женщина. И впервые в ее голосе прозвучала злость.

– Хранит ли ваш муж документы фирмы дома? – поинтересовался Грязнов.

– Нет. Он ничего лишнего в доме не держит. К слову, всю одежду, которую носить не собираемся, мы немедленно передаем в благотворительные организации, помогаем и деньгами. Муж хорошо зарабатывал в последние годы. А много ли нам двоим надо?

– Понятно. Я вижу, что ваш супруг действительно любит свой дом, он предусмотрителен и осторожен. Обеспечивает себе тыл… Чтобы было куда вернуться после тюрьмы.

– Какой еще тюрьмы?! Зачем вы оскорбляете моего мужа? – возмутилась женщина. – Что он такое совершил, что вы грозите ему тюрьмой?

– Я повторяю, он убил человека.

– Ну, это еще надо доказать!

– К сожалению, вынужден вас огорчить: тому есть и доказательства, и свидетели. Я, конечно, не так наивен, чтобы ждать, когда Долгалев явится к нам сам с покаянными признаниями. Но тем не менее передайте ему при случае, что это лучшее в его положении, на что он может рассчитывать.

– Господи, да что вы такое говорите? Я не верю ни одному вашему слову! – Хозяйка заплакала, размазывая подведенные черным карандашом красивые глаза. – Вы же совершенно его не знаете! Он такой внимательный, добрый, он так любит животных. Все порывался собаку купить. Но я воспротивилась… Жалко животное в четырех стенах мучить! Ведь мы с ним целый день на работе.

– Собак он, может, и любит, а вот своего бухгалтера Крохина расстрелял из автомата в присутствии подчиненных, чтобы и им неповадно было ослушаться.

Женщина с ужасом посмотрела на Грязнова, закрыв рот ладонью. Обыск длился два часа, однако для следствия ничего не дал.

– Последняя просьба, Эвелина Мстиславовна. Мне нужна фотография вашего супруга. Желательно из последних.

Она удалилась в спальню и тут же вернулась с большим пакетом цветных фотографий, снятых модным нынче «Кодаком».

Грязнов выбрал одну, где Долгалев – очень импозантный, моложавый мужчина – улыбался, отчего лицо его было привлекательным и легко запоминающимся.

– Возьму вот эту, – он показал фото женщине.