Год бродячей собаки - Николай Дежнев

Андрей неторопливо поднялся, засунув руки в карманы брюк, прошелся от окна к окну. Откуда-то из глубин памяти всплыло когда-то любимое, но давно забытое:

— … и каждый час уносит,

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить…

И глядь — как раз — умрем.

Год, целый год! — повторял он про себя. А что, все вышло не так уж и плохо. Кому-кому, а ему, Дорохову, жаловаться грешно… Тогда почему так грустно, почему предательски ноет сердце и пусто на душе?.. А мы ее сейчас наполним!

Андрей вернулся в комнату, нащупал в углу подаренный ему королевской четой ящик виски, вытащил из ячейки пузатую бутылку. Неожиданно в старом, потемневшем от времени зеркале, перед которым, возможно, поправлял усы еще Сталин, он увидел свое отражение. Увидел — и в первый момент не узнал. Из глубины зазеркалья на него смотрело тяжелое, неулыбчивое лицо, взгляд карих глаз из-под набрякших век был хмур и печален.

— Вот оно, оказывается, как! — хмыкнул Дорохов. С бутылкой в руке, он направился к зеркалу в ванную, долго разглядывал себя в ярком свете плафона. Потом выкинул из стоявшего на полочке стакана зубную щетку, налил в него до краев виски и залпом выпил. Алкоголь перед выступлением по телевидению строго запрещен! — говорил работавший с ним имиджмейкер. На экране видна каждая морщинка…

— Да пошел ты! — вслух сказал Дорохов. Кто теперь посмеет ему запретить? Схавают все и еще попросят! Пейте на здоровье, господин Президент!

Через анфиладу комнат Дорохов побрел обратно на веранду. Стакан он потерял и теперь прикладывался к горлышку бутылки. Виски стекало по подбородку, струилось по шее. Дорохов растирал его ладонью по лицу.

Все прекрасно, все просто замечательно! Он сделал еще глоток, устало привалился плечом к стене. Только почему же так муторно на душе? Неужели Машка права и к нему подступает пустота бытия, необъятная, вселенская пустота?..

Не говоря ни слова, Дорохов вытащил из-за отворота пальто револьвер. Мария Александровна инстинктивно попятилась. Он сделал шаг к женщине, протянул ей оружие:

— Возьмите!

Как будто защищаясь, она выставила вперед руку:

— Зачем?

— Возьмите, сейчас объясню. — Андрей Сергеевич придержал ее за локоть, подвел ближе к возку. — Вот, видите? — Рукой в перчатке он указал на место изгиба кожаного верха, укрывавшего седоков от дождя. — Стрелять будете сюда. Револьвер держите под углом, вот так, — Дорохов показал, куда и как должен быть нацелен ствол. — Если измените угол, то рана будет серьезной, а то и вообще меня убьете. Поняли?

— Но зачем? — повторила свой вопрос Мария Александровна.

Дорохов отвечать на него не стал:

— После выстрела бросите револьвер на землю и проходным двором выйдете на параллельную улицу. Там, за углом, гостиница и круглые сутки дежурят извозчики. Приехав домой, извозчика отпустите, но в квартире не задерживайтесь: опасно, могут по горячим следам нагрянуть. Никому ничего не объясняйте, вообще ничего. Возьмете паспорт, самое необходимое — и на Варшавский вокзал. Я приеду туда, как только смогу. Сидите в зале ожидания. Спросят, ответите, мол, жду поезда, в дальнейшие разговоры не вступайте. Если по какой-то причине я не появлюсь, за час до отправления поезда купите билет до Варшавы и будете ждать меня в отеле «Континенталь». Запомнили? — Андрей Сергеевич сделал движение, как если бы хотел забраться в возок, но вдруг спохватился. — Да, совсем забыл! Вот деньги, — он достал из кармана и сунул в руки Марии Александровне тоненькую пачечку ассигнаций. — Здесь немного, но на дорогу и на неделю жизни в Польше хватит. А там либо сам подъеду, либо пришлю еще. Я ведь не мог знать, что именно сегодня вас встречу! — добавил он с улыбкой, будто оправдываясь.

Дорохов поставил ногу на деревянное дно возка, но Мария Александровна, не пуская, ухватила его за полу пальто. Со стороны сцена должна была смотреться едва ли не комично: хрупкая женщина с револьвером в руке пыталась задержать вырывавшегося из ее рук мужчину, однако, по счастью, сторонних наблюдателей в этот поздний ночной час на улице не оказалось.

— Вы с ума сошли! — задыхаясь, Мария Александровна трясла Дорохова за рукав. — Вы сошли с ума! Я не буду в вас стрелять!

Он повернулся, с какой-то странной улыбкой посмотрел ей в глаза:

— А как же мое алиби? Впрочем, у меня не было сомнений, стрелять вы не станете. Но как еще я мог доказать вам…

Дорохов не закончил, обнял женщину, поцеловал долгим поцелуем в губы.

— Ничего другого мне не оставалось! Не везти же тебя на Фонтанку. — Андрей Сергеевич прижал ее к себе, прошептал на ухо: — Я люблю тебя! Что ж теперь поделать, коли влюбился с первого взгляда, как мальчишка!

Он взял револьвер из ее рук, спрятал в карман.

— Прости за глупую выходку.

— Я… я, когда вас увидела… Я думала: почему вы с этими людьми? Этого не может быть…

— Ты расскажешь мне обо всем в Варшаве, или в Лондоне, а сейчас надо спешить! Если поймают — виновна или нет, а пять лет каторги обеспечено…

Андрей Сергеевич повлек женщину через улицу к проходу между домами, но она вдруг заупрямилась.

— Подождите. Я должна вам кое-что сказать. Не знаю, может быть я поступаю дурно, но вы говорили про ваше чувство к России, про то, что с детства… Я подумала, что для вас это может иметь значение…

Мария Александровна смотрела на Дорохова, как если бы просила его о поддержке. Андрей Сергеевич взял ее руку в свои, поднес к губам.

— Там, в квартире, во время допроса, — продолжала Мария Александровна сумбурно, — мне вдруг стало так тошно, так противно, но теперь чувствую, что должна… Я ведь узнала мужчину, передавшего мне торт, да-да, узнала!.. Его зовут Серпинер, он журналист, я видела его в редакции газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Он, кажется, из немцев, и ходит как-то смешно, вразвалочку, и глаза у него белесые и совершенно пустые. Нет, нет, не перебивайте меня, — попросила она. — А тот, кому я торт передала…

— Гриневицкий, — подсказал Дорохов.

— Не знаю, но он был как в лихорадке, горячо и сбивчиво благодарил и все повторял, что справедливость очень скоро восторжествует. Вот! — остановилась она как-то вдруг и неожиданно. — Мне казалось, вы должны это знать.

— Спасибо тебе! — Андрей Сергеевич-обнял женщину и какое-то время стоял так, будто пытался всем телом запомнить это мгновение. Потом отстранился.

— Теперь пора идти, нам, действительно, надо спешить.

Дворами они прошли на соседнюю улицу, где у входа в гостиницу дремал на козлах извозчик. Андрей Сергеевич дал ему несколько монет, помог Марии Александровне сесть в крытые извозчичьи сани.

— Я найду тебя, где условились!..

Дождавшись, пока сани исчезнут в переулке, Дорохов вернулся к своему возку. Минут пять он курил, обдумывая ситуацию, потом бросил окурок в сугроб и поехал на Фонтанку.