Не говори никому - Харлан Кобен

– И?

– Ты был прав, Ник. Подошло.

Карлсон разъединился и набрал другой номер. Когда кто-то взял трубку, Карлсон спросил:

– Где доктор Бек?

Брутус ждал около машины.

– Доброе утро, – сказал я.

Брутус не сказал ничего. Интересно, он вообще разговаривает? Я скользнул на заднее сиденье, рядом, ухмыляясь, уселся Тириз. Вчера вечером мой добровольный «адъютант» убил человека. Конечно, парень сделал это, спасая мне жизнь, но, судя по его поведению, он даже не помнит, что нажал на курок. Я, как никто, должен был понимать, как Тириз дошел до жизни такой. Я не понимал. Я вообще слабоват по части моральных принципов и, когда что-то случается, просто стараюсь осознать ситуацию и сделать свой собственный выбор. Элизабет была более принципиальна в таких вопросах, она обладала своеобразным моральным компасом и, несомненно, ужаснулась бы гибели человека. И не важно, что этот человек пытался похитить, изувечить и даже убить меня. А может быть, важно. Я уже ни в чем не уверен. Горькая правда в том, что я далеко не все знал о своей жене. А она, в свою очередь, обо мне.

В университете меня учили, что делать подобный выбор неэтично. Правила просты: первым получает помощь наиболее тяжелый больной. Независимо от того, кто он и что натворил. Ему хуже всех – ты лечишь его первым. Прекрасная теория, я понимаю ее необходимость. Только вот если в больницу доставят, с одной стороны, моего племянника Марка с резаной раной, а с другой – напавшего на него серийного педофила с пулей в голове? Я сделаю выбор, и, думаю, никто не сомневается, каким он будет.

Можно спорить, что тут я ступаю на скользкую почву. Согласен, хотя в жизни подобные ситуации случаются чаше, чем кажется. Проблема в том, что когда вы делаете выбор, его эхо влияет на всю дальнейшую жизнь, и не только теоретически: непредсказуемые последствия любого поступка не просто уродуют вашу душу, они могут сокрушить всю вашу жизнь.

– Вроде все тихо, док.

– Похоже на то, – отозвался я.

Брутус высадил меня возле дома Шоны и Линды на Риверсайд-драйв.

– Мы будем за углом, – сказал Тириз. – Если что – звоните.

– Хорошо.

– Пистолет при вас?

– Да.

Тириз положил руку мне на плечо.

– Тут либо вы, либо они, док, – сказал он. – Держите палец не спусковом крючке.

Какой уж тут выбор…

Я вылез из машины. Вокруг гуляли мамаши и няньки, толкая перед собой суперсовременные детские коляски, которые складывались и раскладывались, поднимались и опускались, наклонялись под нужным углом вперед и назад, играли музыку и, кроме ребенка, а то и двух, вмещали еще памперсы, салфетки, печенье фирмы «Гербер», коробочки с соком (для детей постарше), запасную одежду, бутылочки и даже аптечки. Все это я знал не понаслышке (работая с неимущими вовсе не обязательно отказываться от вызовов в богатые районы), и после испытаний, выпавших на мою долю за последние дни, меня странно успокаивала столь идиллическая картина. А также тот факт, что она может спокойно сосуществовать рядом с тем ужасом, через который мне пришлось пройти.

Я подошел к дому. Линда и Шона уже спешили навстречу. Первой успела Линда – подбежала и обвила меня руками. Я обнял ее в ответ. Удивительно приятное ощущение.

– Как ты? – спросила сестра.

– Прекрасно, – ответил я.

Все мои заверения не помешали ей снова и снова в различных вариациях повторять этот вопрос. Шона остановилась в нескольких шагах от нас, вытирая слезы. Я поймал ее взгляд через плечо Линды и улыбнулся.

Объятия и поцелуи продолжились в лифте. Шона вела себя сдержаннее, чем обычно. Сторонний наблюдатель приписал бы это тактичности, желанию дать брату и сестре без помех проявить свои чувства. Сторонний наблюдатель не знал Шону. Шона всегда оставалась собой, в любых обстоятельствах. Она бывала резкой, требовательной, забавной, сердечной, искренней, верной и преданной. Она никогда не притворялась и не носила масок. Если бы вы искали полную противоположность понятию «нежная фиалка», вам не пришлось бы долго выбирать. Шона была такой, какая она есть. Даже прямой удар в лицо не заставил бы ее отступить.

Я внутренне напрягся.

Когда мы вошли в квартиру, Линда и Шона обменялись многозначительными взглядами. Рука Линды соскользнула с моего плеча.

– Шона хочет сначала поговорить с тобой наедине, – сказала сестра. – Я буду на кухне. Сделать тебе сандвич?

– Да, спасибо, – сказал я.

Линда поцеловала и обняла меня еще раз, как будто хотела увериться, что вот он я – живой, из плоти и крови, а потом вышла из комнаты. Я взглянул на Шону. Она по-прежнему держала дистанцию. Я развел руки, будто спрашивая: «Ну?»

– Почему ты сбежал? – спросила Шона.

– Получил еще одно сообщение.

– По тому адресу, на «Бигфуте»?

– Да.

– Почему оно пришло так поздно?

– Потому что было зашифровано. Я не сразу сообразил.

– Как зашифровано?

Я рассказал про Бэтледи и «Тинейджеров-секспуделей».

– Так вот зачем ты использовал компьютер «Кинко»? Ты разгадал шифр, гуляя с Хлоей?

– Точно.

– И что было в том сообщении?

Я не мог понять, почему Шона расспрашивает меня так подробно. Человек она, как я уже говорил, открытый, детали обычно лишь путают ее, отвлекают от главного.

– Элизабет хотела, чтобы мы встретились в парке на Вашингтон-сквер вчера, в пять часов вечера. Предупредила, что за мной могут следить. И приписала, что, несмотря ни на что, любит меня.

– И поэтому ты бежал? Чтобы не пропустить встречу?

Я кивнул.

– Эстер сказала, что под залог меня освободят не раньше полуночи.

– Ты попал в парк в назначенное время?

– Да.

Шона качнулась ко мне.

– И что?

– Она не появилась.

– И несмотря на это, ты убежден, что сообщения были именно от Элизабет?

– У меня нет других объяснений.

В ответ на мои слова Шона улыбнулась.

– Что? – спросил я.

– Ты помнишь мою подругу Венди Петино?

– Модель, – сказал я. – Глупая, как пробка.

Шону явно насмешило мое определение.

– Как-то, – продолжила она, – Венди взяла меня с собой на обед к ее знакомому, «гуру-экстрасенсу». Клялась, будто он умеет читать мысли, предсказывать будущее и тому подобное. В тот момент гуру помогал ей общаться с погибшей матерью – та покончила с собой, когда Венди было всего-навсего шесть.

Я слушал Шону молча, не задавая лишних вопросов, так как знал: она никогда не говорит зря и рано или поздно все объяснится.