Паучиха. Личное дело майора Самоваровой - Полина Елизарова

— Что? — глядела она мимо него застывшим, бессмысленным взглядом.

Наконец он заметил ее состояние.

— Надеюсь, твоя мать жива… — смягчив голос, сказал он.

Сорвавшись с места, она добежала до туалета и едва успела прикрыть за собой дверь. Ее тут же вырвало жирным, накрошенным морщинистыми, в пигментных пятнах руками, салатом.

* * *

Валерий Павлович, застыв в кухонном проеме, недоуменно глядел на полковника.

— Привет, Сережа! — вымучила из себя Варвара Сергеевна, — Рада тебя видеть в нашем доме! — Под бешеный стук сердца фальшиво изображала она из себя светскую даму.

— Знакомьтесь! — Она искоса взглянула на Валеру. — Это Валерий Павлович! — и чуть было не добавила: мой неверный муж. — А это, — Самоварова, не глядя на полковника, ткнула пальцем в нагрудную пуговицу на его подмокшем черном «макинтоше», — мой старинный друг и бывший начальник, полковник полиции Сергей Анатольевич Никитин.

— Рад знакомству! — Доктор подошел к полковнику и без удовольствия протянул ему руку.

— Взаимно, — полковник накрыл своей широкой лапищей руку доктора. Перетаптывавшийся на половике крупный широкоплечий полковник был похож на мокрую и грозную птицу.

— Что-то случилось? — поймав волну напряжения, возникшую между мужчинами, как можно более непринужденно спросила Варвара Сергеевна.

— Есть разговор, — как-то слишком важно ответил полковник.

— Пройдешь? Может быть, чаю? Только заварили.

— Спасибо, я недавно поужинал.

Валерий Павлович нарочито спохватился:

— Варя, совсем забыл, мне надо пойти поработать. — Прежде чем ретироваться в комнату он сухо кивнул полковнику напоследок: — Всего доброго и еще раз: рад знакомству.

Как только дверь комнаты сердито прикрылась, Самоварова вопрошающе уставилась на Никитина.

— Так ты пройдешь или как? — раздраженно спросила она.

— Накинь что-нибудь потеплее, — негромко скомандовал он. — Будет лучше, если мы спустимся вниз.

Наскоро накинув на плечи первую попавшуюся ей на глаза Анькину куртку, Самоварова, захватив папиросы, вышла следом за Никитиным из квартиры.

Как только оказались на лестнице, она тут же на него накинулась:

— Что тебя принесло сюда на ночь глядя? Почему не позвонил?

— Если честно, я с твоей дочерью хотел пообщаться. Проезжал мимо, а номера ее мобильного у меня нет, — явно врал Никитин.

— Интересное кино… Это еще зачем?

— Хотел узнать, как ты живешь.

— Мы же сегодня виделись!

— Именно поэтому и хотел. Меня насторожило твое душевное состояние.

— Черт бы вас всех побрал! — Варвару Сергеевну трясло от возмущения. — Вы бы еще чат создали из тех, кто беспокоится о моем душевном состоянии!

Выйдя из подъезда, они прошли во двор и сели на лавку.

— Тебе не холодно? Давай дойду до машины и принесу тебе что-нибудь, что можно подстелить под попу.

— Какая забота! — зло хмыкнула Самоварова. — Обойдусь. Если ты хотел поговорить с Анькой, какого хрена вытащил меня из квартиры?

— Прости за причиненные неудобства, я был уверен, что ты живешь у своего психиатра. Но это даже хорошо, что ты здесь. Нам надо поговорить.

— Если бы ты меня сегодня слушал, знал бы, где я живу. Я говорила: в той квартире случился пожар.

— Про пожар помню… Но я не знал, какая у вас дислокация. — В голосе полковника послышались виноватые нотки.

— О чем ты хочешь поговорить? Сереж, у меня мало времени.

— Не хочешь волновать своего доктора?

— Представь себе, не хочу.

— Да он у тебя ревнивец! — не сдержался полковник.

— Никитин, — в темноте вечера Варвара Сергеевна внимательно вглядывалась в его знакомое до мельчайшей черточки, с широким носом и волевым подбородком лицо. — Решил, что одному тонуть скучно? — После пережитого у него в кабинете терять ей было нечего. — Раз уж у тебя из-за меня дома неприятности, так пускай и у меня будут?

— Не понял… — сконфузился Никитин.

— Валера прекрасно знает, кто ты.

— В смысле? — Полковник, как сказал бы Олежка, пытался косить под дурика.

— Когда мы познакомились, Валера спрашивал, почему я больше не вышла замуж… Уж прости, но своему личному психиатру я рассказала правду. Конечно, в общих чертах.

Помолчали. По напряженной позе полковника, по его приподнятым плечам и засунутым в карман плаща рукам Варвара Сергеевна (не без доли злорадства) поняла, что он испытывает неловкость.

— Варь, — наконец заговорил он, — я был неправ два раза. И в том, что так обошелся с тобой, и в том, что приперся сюда без звонка, — выдавливал из себя Никитин.

Решив дать ему возможность высказаться, она угрюмо молчала.

«Мужчины, подобно кобелям, метят свою территорию. Пусть близость с женщиной давно осталась в прошлом, в их подсознании захваченная некогда территория может принадлежать только им».

— Но ты даже не дала мне сегодня слова вставить! — пытался, нападая, оправдаться полковник.

— Отчего же? Ты мне все высказал.

— Перестань! — отмахнулся он. — Мы оба были на эмоциях. Когда немного осело, я…

В общем, я уверен, ты не смогла бы так поступить со мной! — выдохнул он.

— Не смогла бы.

— Тогда кто? А главное — зачем?! — негодовал Никитин.

— Я и пыталась до тебя донести эту мысль. Если бы знала, кто и зачем мне гадит…

— Расскажи-ка еще раз по порядку. — Полковник нетерпеливо пошарил по карманам. — Дай папироску, свои в машине забыл.

Варвара Сергеевна протянула ему портсигар. Близость полковника успокаивала ее на подсознательном уровне. Так было всегда. В первые годы службы в его отделе она, молодая и неопытная, ведя очередное расследование, прибегала к нему с горящими глазами, вываливала факты, ссылаясь на интуицию и догадки. Сережа неизменно ее «заземлял», заставляя быть краткой и последовательной.

Выключив эмоции, она еще раз, начав с пожара, пересказала Никитину события последних недель.

Умолчала лишь о конверте с фотографиями доктора. Женское самолюбие не позволяло ей выставлять перед полковником свою жизнь с доктором в таком свете.

— Варь, — внимательно ее выслушав, заговорил полковник. — Из всей этой чертовщины мне ясно одно: когда-то ты была откровенна с человеком, на кой-то хер отправившим моей жене письмо. Я понимаю, тема неприятная, но… Ты можешь вспомнить тех, с кем когда-либо о нас делилась?

— Сереж, ты как никто другой знаешь, я — тяжелый интроверт.