Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году - Леонид Млечин

Последним министром внутренних дел у Керенского был Алексей Михайлович Никитин, присяжный поверенный, меньшевик, первый председатель Московского Совета рабочих депутатов. Летом 1917 года на выборах в Московскую городскую думу абсолютное большинство мест досталось эсерам. В Московском Совете рабочих депутатов тоже тон задавали меньшевики и эсеры.

Но Военно-революционный комитет Петроградского Совета уже действовал открыто, не боясь Временного правительства.

Всю ночь Керенский провел в штабе Петроградского военного округа, переговаривался с военными частями, которые вызывал на помощь. Утром поехал навстречу частям Северного фронта, которые так и не прибудут…

Утром 25 октября министр юстиции Малянтович в последний раз увидел Керенского:

«Керенский был в широком сером драповом пальто английского покроя и в серой шапке, которую он всегда носил – что-то среднее между фуражкой и спортивной шапочкой. Лицо человека, не спавшего много ночей, бледное, страшно измученное и постаревшее. Смотрел прямо перед собой, ни на кого не глядя, с прищуренными веками, помутневшими глазами, затаившими страдание и сдержанную тревогу…

Кто-то доложил, что автомобили поданы… Керенский наскоро пожал всем руки. «Итак, Александр Иванович, остаетесь заместителем министра-председателя», – сказал он, обращаясь к Коновалову, и быстрыми шагами вышел из комнаты».

Глава Временного правительства уехал из Петрограда в собственном автомобиле, а его адъютанты уселись в машину, предоставленную американским посольством.

Князь Алексей Павлович Щербатов познакомился с Керенским уже после войны, в Соединенных Штатах: «Он обладал неотразимым обаянием, выглядел моложаво и пользовался успехом у женщин даже в преклонные годы. Американские знакомые называли его «мистер президент», кланялись ему, что льстило Керенскому необыкновенно. Он всегда старался казаться молодым: зимой ходил, не покрывая головы со стриженными бобриком седоватыми волосами; будучи близоруким, опирался на палочку, но передвигался быстро, почти бегом. При этом любил пользоваться не очками, а лорнетом на черной ленте, что выглядело несколько нелепо. Но я знал, что за внешней маской своеобразной бравости скрывался человек одинокий, довольно слабый, всеми отвергнутый».

На улицах Петрограда остались только отряды красногвардейцев и патрули войск, присоединившихся к большевикам.

Подробнейшим образом о том, что 25 октября происходило в Зимнем дворце, написал участник его обороны поручик Александр Петрович Синегуб, преподаватель Петроградской школы прапорщиков инженерных войск. Его записки появились в «Архиве русской революции», издававшемся в эмиграции.

Утром Главный штаб Петроградского военного округа приказал школе прапорщиков явиться к Зимнему дворцу для «усмирения элементов, восставших против существующего правительства». Синегуб во главе батальона юнкеров отправился исполнять приказ. Встретив патруль 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков, бодро сказал:

– Мы быстро устроим границы должного поведения для господ хулиганствующих. Эх, черт возьми, разрешили бы арестовать Ленина и компанию, и все пришло бы в порядок.

Батальон построили лицом к Зимнему дворцу и правым флангом к Главному штабу округа. Появился военный комиссар при Верховном главнокомандующем поручик Владимир Бенедиктович Станкевич, бывший преподаватель полевой фортификации в школе прапорщиков, о чем он не преминул напомнить:

– Я рад, что некоторым образом родная мне школа… Старший курс должен помнить меня… Я сейчас приехал из армии. Я свидетельствую вам, что вера армии в настоящий состав правительства, возглавляемого обожаемым Александром Федоровичем Керенским, необычайно велика. Везде царит вера в ясную будущность России. И только здесь, в столице, в Красном Петрограде, готовится нож в спину революции. Я рад и счастлив приветствовать вас, так решительно и горячо, без колебаний, отдающих себя в распоряжение тех, кто единственно имеет право руководства жизнью народа до дня Учредительного собрания.

Станкевич пожал руки офицерам и исчез.

Юнкеров под командованием Синегуба хотели отправить на охрану Мариинского дворца, где заседал Временный совет Российской Республики – так называемый Предпарламент, образованный представителями различных партий и общественных организаций. Совет республики должен был действовать до созыва Учредительного собрания.

Синегуб попросил выдать патроны.

– Патроны? Зачем? – удивился комиссар Временного правительства.

– У нас мало. По пятнадцати штук на винтовку. Пулеметов и гранат совсем нет. Обещали здесь выдать, но добиться…

– Это лишнее, дело до огня дойти не может. И пятнадцати штук за глаза хватит. Огня без самой крайней необходимости не открывать. А если и подойдет к Мариинскому дворцу какая-нибудь хулиганствующая толпа, то для ее укрощения достаточно одного вида юнкеров с винтовками.

По дороге выяснилось, что городскую телефонную станцию захватили красногвардейцы. Ворота станции были заперты, изнутри их не открывали. Синегуб потребовал прислать ему подкрепление, пулеметы и пироксилин, чтобы взорвать ворота.

Комиссар Временного правительства предупредил его:

– Первыми огня не открывать. Это может все дело испортить. Потом будут кричать, что мы первые открыли стрельбу и что мы идем по стопам старорежимных городовых – стреляем в народ.

Красногвардейцы захватили не только городскую телефонную станцию, но и телеграф и Центральную телефонную станцию. После чего телефоны Зимнего дворца были отключены. Большевики контролировали и радиосвязь. Смольный связывался с революционными моряками Балтийского флота через радиостанцию крейсера «Аврора» и радиостанцию «Новая Голландия» Главного штаба военно-морского флота.

Подкрепление так и не появилось, и от попытки вернуть контроль над телефонной станцией юнкера быстро отказались. Комиссар Временного правительства увел отряд к Зимнему дворцу. Туда вызвали всех, кто откликнулся на призыв правительства, – школы прапорщиков из Ораниенбаума, Петергофа, Константиновского артиллерийского… В Зимнем появились казаки, инвалиды – георгиевские кавалеры и ударная рота женского батальона смерти.

Начальник Инженерной школы прапорщиков полковник Александр Георгиевич Ананьев, назначенный ответственным за оборону Зимнего дворца, разработал план действий. Но план тут же начал рушиться. Артиллеристы Константиновского училища раздумали защищать Временное правительство, покинули дворец и увели свои орудия. Удержать их не удалось. Собрались уходить и казаки:

– Когда мы сюда шли, нам сказок наговорили, что здесь чуть ли не весь город с образами да все военные училища и артиллерия, а на деле-то оказалось… Вас тут даже Керенский, не к ночи будь помянут, бросил одних.

Синегуб обратился к командовавшему ими подхорунжему:

– Оставьте пулеметы, мы тут с голыми руками.

– Берите, – мрачно ответил подхорунжий, – они там, в углу, в мешках. Они нам ни к чему.