Король призраков - Джульетт Кросс

— Может быть, это дар от Лумеры, — сказал я, продолжая смотреть на её тёмные крылья, которые низко спускались, между нами. — Или же это дар Викса.

Она хихикнула.

— Почему бог, которому я не поклоняюсь, должен давать мне дар?

— Боги существуют, независимо от того, поклоняемся ли мы им. У них есть свои замыслы относительно наших судеб, и они будут делать всё, что пожелают, независимо от того, признаём ли мы их.

Мои мысли снова вернулись к причине, по которой она покинула дворец.

— Ты покажешь мне свою книгу видений?

Она повернула голову, поймав мой взгляд.

— Конечно, покажу. Я хочу тебе её показать. Я хочу, чтобы ты мне помог.

Она никогда не смотрела на меня с таким доверием. Это что-то разрывало внутри меня. Это было благословением, драгоценным даром. Но этот дар был не от богов. Он был от моей Мизры, моей спутницы.

Я нежно коснулся её виска поцелуем.

— Но сперва у тебя есть гость, а потом тебе нужно поесть.

— Гость?

— Посол из Иссоса.

Её тело снова напряглось.

— Что-то случилось в Иссосе?

— Нет. Я думаю, твой брат хочет убедиться, что я не отдал тебя в пищу моему дракону.

Она засмеялась и крепче прижалась ко мне, когда Драк спустился к задним садам дворца.

— Драк скорее съест тебя, чем меня.

— Несомненно.

Затем мы приготовились к посадке, и я подготовился дать ей время побыть наедине с этим расфуфыренным фейри в моём дворце.

ГЛАВА 27

УНА

— Мой отец в порядке, Атели́н? — спросила я, входя в светлую комнату без окон, где находился посол Иссоса, охраняемый стражей.

Голлайя и я вернулись незадолго до рассвета. Я приняла ванну и успокоила Хаву, которая всё время беспокоилась обо мне, уверив её, что со мной всё в порядке. Хава думала, что Голлайя увёз меня, чтобы наказать. Но когда она увидела след от укуса на моём плече, в тот момент когда я, раздеваясь шла в ванную, она только улыбнулась, обрадованная тем, что наказание не было слишком жестоким.

Он действительно не был жесток. Напротив, он обращался со мной самым чудесным образом.

Хава нанесла на рану успокаивающее мятное масло, пообещав, что она заживёт, оставив шрам, как король, без сомнения, и желал. Я должна была бы почувствовать ужас, но эта мысль только заставила меня улыбнуться. Она помогла мне привести себя в порядок и подготовиться к встрече с послом.

Но Атели́н не был послом. Он был командующим стражей Иссоса. Он был настоящим иссосийцем, с длинными белыми волосами и фиолетовыми глазами. Его крылья были бледно-голубыми, высокими и сильными.

— Ваш отец в том же состоянии, — сказал он с сочувствием. — Возможно, немного слабее, чем когда вы уехали.

Я тяжело сглотнула. Он не сказал этого вслух, но я поняла, что мой отец скоро умрёт. Это было без сомнений.

— Зачем ты пришёл? Что случилось? Ты ведь не посол моего брата.

Его выражение лица стало ещё более сочувственным, когда он сделал шаг ко мне, затем бросил взгляд на дверь. Хотя нас оставили одних, он знал, что Голлайя и Кеффа стоят по ту сторону. Голлайя согласился оставить нас наедине, но предупредил, что будет ждать меня, сквозь дверь посылая смертельный взгляд Атели́ну.

— Я теперь его заместитель, — сказал Атели́н. — И он поручил это задание только мне.

— Какое задание?

Он вновь взглянул на дверь, прежде чем шагнуть ближе и шепотом произнести:

— Ты в самом деле в порядке? Они — он — обращается с тобой так, как должно обращаться с иссосийской принцессой?

Я едва не рассмеялась. Я точно знала, что ни одна иссосийская принцесса не каталась на спине дракона, не была увезена в пещеру и не испытала наслаждения от рук короля-призрака. Своего короля-призрака.

— Да, — ответила я, искренне улыбнувшись. — Со мной всё в порядке.

Атели́н нахмурился.

— Ты уверена?

Тогда я не сдержалась и рассмеялась.

— Да. — Потом мне пришла в голову мысль. — Если ты зам моего брата, то что стало с Гаэлем?

Гаэль был заместителем у моего брата с того момента, как мы стали соправителями королевства, с тех пор как Бейлину пришлось взять на себя командование армией, когда наш отец стал слишком болен, чтобы справляться с этим сам.

Атели́н сжал челюсти, его лицо стало мрачным.

— Гаэль подал в отставку с поста в Иссосии. Он вернулся в своё родовое поместье в Мевию, чтобы возглавить Дом Рилин.

Я была ошарашена.

— То есть он оставил моего брата, когда тот нуждался в нём больше всего. Из-за меня.

Атели́н, как истинный иссосийский дипломат, не ответил. Ему не нужно было отвечать.

— Его раны… — начала я, не зная, как лучше это выразить.

— Он оправился. Дворцовый целитель сумел остановить кровотечение и залечить раны. — Он вздрогнул, наверное, заметив, как побледнела я при воспоминании о том дне. — Прошу прощения, принцесса.

— Не стоит.

Гаэль, возможно, не заслуживал тех травм, которые Голлайя нанёс ему, отрезав пальцы, но его предательство моего брата оставило во мне новый привкус горечи, что-то ещё более горькое, чем отвращение к человеку, который, возможно, когда-то был моим нареченным. Я не могла этого представить. Я не могла представить, что отдам себя кому-то, кроме Голлайи.

— Больше не принцесса, Атели́н, — сказала я. — Мой титул теперь — Мизра.

Он моргнул, его взгляд расширился от удивления.

— Ты их королева? — спросил он тихим шепотом.

Я улыбнулась, в моём сердце затрепетала лёгкая грусть. Как и многие из иссосийцев, он полагал, что первая наложница короля-призрака — это королева. Но это не была её роль. Всё же, я дорожила тем, кем я стала для Голлайи и тем, кем он стал для меня.

То, что произошло в той пещере, изменило нас обоих. Мы уже не были просто существами плоти. Я не была лишь кобылой для размножения, а он — деспотичным правителем, стремящимся оставить наследника. Мы теперь были связаны чем-то более глубоким, чем слова и титулы. Прохладное жжение укуса на моём плече напоминало мне о том, кто я на самом деле, и укрепляло моё убеждение в том, что я нашла своё место в мире Голлайи.

— Как там Бейлин? — тихо спросила я.

В памяти снова возникло лицо моего брата, полное отчаяния, когда меня увели из Храма Луны. Этот взгляд ужаса и сожаления, с которым он наблюдал, как меня уводят, до сих пор болел в моей душе. Я избегала мыслей о Бейлине, поглощённая адаптацией к своей новой жизни, к новой реальности.