Куриный бульон для души: 101 история о чудесах - Лиэнн Тиман

Тут я вспомнила, что нам нужно где-то жить. На самом деле одно приглашение мы уже получили, но я пока откладывала звонок этим людям. Тимоти и Пьеретта были пожилой парой – дядей и тетей одного нашего коллеги. Они жили в захолустной горной деревушке в паре часов езды от Женевы. Мы познакомились с ними во время гастролей. Тимоти был фермером и торговал куриными яйцами, а Пьеретта управляла деревенским универмагом. Они говорили, что у них есть маленькая квартирка в подвале, и мы можем приехать к ним пожить в любое время, в том числе и в праздники.

Почему я им не звонила? Мое воображение рисовало населенную пауками лестницу, ведущую в темное помещение с голой лампочкой, свисающей с потолка, с ночным горшком в одном углу и электроплиткой с сомнительной проводкой – в другом. Моя фантазия устремлялась во времена Второй мировой и французского Сопротивления. Должно быть, эта «квартирка» – пространство между стенами, в котором прятали соседей-евреев и подпольные радиостанции. Конечно, в нейтральной Швейцарии ничего подобного не происходило, но я всегда тяготела к драматизму. Я представляла себе старую деревянную дверь со сломанным засовом. За дверью копошились куры, и сквозь щели в дом задувало снег. Мы будем спать на узких армейских койках под протертыми одеялами, а на рождественский ужин у нас будет яичница-болтунья. Честно говоря, я даже упивалась всей этой печальной и убогой картиной и воображала себе готовый киносценарий.

Я вернулась к реальности, когда появился Келвин с раздутой щекой.

– Ну фто, чы пожвонила эчим люжям?

Черт! У нас не было выбора, но я боялась, что в реальности этот вариант окажется не таким забавным или гламурным, как его будущая киноверсия. Я снова стала молиться:

– Боже, я так скучаю по своей семье! Пока наш брак не оправдывает моих ожиданий. Я чувствую себя как Хайди[9], которой предстоит жить на какой-то горе в страшном подвале, в одном доме с чужими стариками. Я хочу, чтобы все было хорошо. Я знаю, что на самом деле мир не вертится вокруг меня. Мне следовало бы попросить Тебя помочь мне стать взрослой и бескорыстной, как Ты. Но все-таки сейчас я хочу помолиться о том, чтобы у нас было по-настоящему прекрасное и веселое совместное Рождество.

Я позвонила, узнала дорогу и свернула на серпантин горного шоссе. Когда мы въехали в деревушку, пришлось дождаться, пока по главной улице пройдет стадо коров. Келвин мямлил маршрутные указания сквозь ватные тампоны, и мы наконец прибыли к магазину Пьеретты.

Я нерешительно постучала в дверь. Она распахнулась, и Тимоти с Пьереттой приветствовали нас, как собственных внуков, вернувшихся с войны, или из лагеря беженцев, или после вручения Нобелевской премии. Нас провели в салон, где потрескивал в камине огонь и подмигивала огоньками елка. На стол было выставлено печенье – только-только из духовки – и горячий шоколад с шапками взбитых сливок.

Над дымящимися ароматными чашками они расспрашивали нас о гастролях, о нашей свадьбе, о семьях. Мы узнали всё о производстве яиц и жизни в маленькой швейцарской деревушке. Мы смеялись, радовались, ели печенье. Бог ответил на наши молитвы. Он знал, что́ нужно для нашего брака, и заранее подготовил это место – самое спокойное, самое уютное место в мире для встречи Рождества, да и для любого другого дня. Я еще не видела ту маленькую квартирку в подвале, но Пьеретта сказала, что мы можем находиться с ними наверху сколько угодно; так что, может быть, нам и не придется тусоваться с пауками, подумала я.

Зазвонил телефон, прервав нашу безмятежную беседу. Мы услышали в разговоре очередное zut alors! Тимоти вернулся с нахмуренными бровями.

Деревня пребывала в панике. Местный пастор заболел. У него поднялась температура, и он потерял голос. Ах, рождественской программы теперь не будет! Этот серьезный кризис был сравним с чумой или переходом иноземной армии через Альпы. Тимоти и Пьеретта обменялись расстроенными взглядами, и Пьеретта тут же начала мыть посуду. В Швейцарии считают, что, когда не знаешь, что делать, стоит прибраться в доме.

Келвин посмотрел на меня, подняв бровь, и я ответила ему ухмылкой и кивком. Тоже мне, проблемы!

Уже несколько недель мы не играли ничего, кроме рождественских программ. У нас имелся обширный репертуар – было из чего выбрать. На лицах наших хозяев отразилось облегчение.

Мы начали собирать программу по кускам и планировать музыкальное сопровождение, с которым можно было справиться вдвоем. Мы выбрали пьесу о двух одиночках, которые встретились в аэропорту в канун Рождества. Когда между героями завязывается беседа, они делятся своими историями, своим одиночеством и мыслями о том, что рождество Иисуса – это напоминание о Божьем даре всем нам. Моя героиня – верующая женщина – сознает, что судьба свела их не случайно, а для того, чтобы они помогли друг другу. Они читают рассказ о Рождестве из Евангелия от Матфея и устраивают импровизированный праздник.

Герой Келвина, чей духовный взор открывается впервые в жизни, заявляет: «Тебе придется руководить мной. У меня никогда раньше не было настоящего Рождества».

Мы попали в струю. В тот вечер мы были идеальной командой, и я поняла, почему решила прожить жизнь с этим мужчиной. Исполнять эту пьесу в канун Рождества для этих людей – что могло быть прекраснее! Когда я произносила слова своей роли, их истина отзывалась в моем сердце – мы все помогали друг другу. Поэтому судьба и привела нас сюда.

Каким-то образом при всех сложностях Своей любви и заботы Бог проявляет внимание к самым мелким деталям и желаниям. Все, что делается, – это ради Келвина, ради человека в первом ряду, у которого по щекам бегут слезы, ради Пьеретты и ее магазина, ради хирурга-стоматолога и ради всех моих друзей-приятелей, которые сейчас дома со своими семьями. Мы – Божий дар друг другу. Как великолепный композитор, Он сводит в одну партитуру все инструменты, каждый со своим тоном, каждый со своей партией, и заставляет их прекрасно звучать вместе.

После программы нас пригласили на ужин – сплошь сыры, шоколад, самые вкусные швейцарские штучки, никакой яичницы-болтуньи! Потом мы наконец спустились по лестнице в то место, которому предстояло стать нашим домом на следующие три недели.

Лестница оказалась крутой, а подвал – действительно темным и жутковатым. Мы отперли дверь – и нас приветствовали перемигивающиеся огоньки, маленькая украшенная елочка в углу и вечнозеленые растения в отремонтированной, сверкающей чистотой студии. Там был современный водопровод и кухонный уголок с идеальной проводкой. На столе стояла соблазнительная корзинка с фруктами; большая, мягкая кровать была застелена самым белым и пушистым пуховым одеялом, какое я только видела в жизни. Келвин подхватил меня на руки и перенес через порог.

– Счастливого Рождества! – выдохнула я. Он опустил меня на пол, обвив руками. Я прильнула к нему. Мы были даром Божьим друг другу.