Девяносто дней Женевьевы - Люсинда Кэррингтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простое любопытство, – ответила она.
– Прекратите меня допрашивать. Я пригласил вас сюда не для этого, – произнес Синклер. Он положил ладонь ей на груди и осторожно сжал их. – Вы здесь для того, чтобы развлекать меня. – Синклер сжал ее груди еще сильнее. – Согласны?
– Согласна, – сказала Женевьева.
Она ощутила тепло его руки и почувствовала, как затвердел ее сосок в ответ на его ласки. Разжав пальцы, Синклер погладил ладонью ее грудь. Прислонившись к стене, Женевьева закрыла глаза.
– Это вас возбуждает? – спросил он тихим, приятным голосом.
– Да, – пробормотала она.
Сжав пальцами ее сосок, Синклер ущипнул его. Боль была такой резкой, что Женевьева моментально открыла глаза и удивленно посмотрела на него.
– А это? – спросил он. – Немного эротической боли.
– Да, – сказала она.
– Вам это нравится, не так ли? – Синклер убрал руку. – А еще вам нравится, когда вас бьют. Когда вас отшлепали, привязав к моему мотоциклу, вы получили истинное наслаждение. Вам это очень нравится, и вы бы хотели, чтобы вам снова устроили хорошую порку. Я прав?
– Не стоит делать поспешных выводов, – заметила Женевьева. – Я просто сказала, что мне хотелось посмотреть на ту парочку, которая выступала на сцене.
– Неужели я испортил вам вечер? Я постараюсь загладить свою вину и покажу вам, как работают настоящие профессионалы. Вы поймете, что по сравнению с ними эта парочка – всего лишь жалкие дилетанты.
– Когда? – спросила Женевьева. – После того как вы вернетесь из Японии?
– По-моему, я попросил вас больше не задавать мне вопросов.
– Я думаю, что вам следовало сказать мне об этом, – произнесла она.
– Зачем? Вы бы все равно узнали о том, что я собираюсь ехать в Японию. Я не делал из этого тайны. Меня не будет всего несколько дней, и это никак не отразится на нашем с вами договоре.
– Значит, это чисто деловая поездка?
– А что же еще? – удивился Синклер.
– Я слышала, что японские женщины очень красивы.
– Английские тоже. Вы хотите узнать, не собираюсь ли я во время поездки проверить, насколько хороши японки в постели?
– Мне это совершенно не интересно, – поспешила заверить его Женевьева.
Он засмеялся.
– На мгновение мне даже показалось, что вы меня ревнуете. – Синклер провел рукой по ее груди, по бедрам, а потом погладил влажное лоно. – С моей стороны это было бы просто глупо, не так ли? Я для вас всего лишь выгодный клиент, с которым ваше рекламное агентство мечтает заключить контракт.
– А я для вас – временное развлечение.
– Вы правы, – ответил Синклер. – Однако вечер только начался. Наденьте шубу. Я проголодался.
– Неужели мы не можем поесть здесь? – удивилась Женевьева.
– Можем, но не будем. У меня дома имеется бутылочка отличного вина, и я заказал ужин.
Сцена снова погрузилась в темноту.
– Мне бы хотелось посмотреть представление, – призналась Женевьева.
– А мне все это уже надоело, – сказал Синклер. – Не забывайте, что это я отдаю приказы. Просто накиньте шубу, одеваться не нужно. Сегодня вам придется танцевать еще раз.
«Стоило мне только надеть эту великолепную шубу на голое тело, и я сразу почувствовала себя сексуальной. Интересно почему?» – размышляла Женевьева, выходя из машины и поднимаясь по лестнице, ведущей к дому Синклера. Женщина куталась в нежный мех, ощущая, как ее кожу холодит шелковая подкладка. Женевьева уже сняла с лица маску и распустила волосы.
В вестибюле ощущалось приятное тепло. Синклер открыл дверь комнаты.
– Проходите сюда, – сказал он. – Налейте себе чего-нибудь. И снимите шубу. На вас слишком много одежды.
В освещенной мягким светом ламп комнате с деревянным, отполированным до блеска полом и кожаной мебелью Женевьева почувствовала себя еще более сексуальной. Кроме двух больших кресел там стоял еще и табурет с обитым кожей сиденьем. Эта комната была меньше той, в которой происходило их предыдущее свидание. Женевьева заметила, что в двери не было отверстий, а одна из стен от пола до потолка была увешана книжными полками.
Налив себе бокал вина, Женевьева подошла к полкам. Разглядывая корешки книг, она подумала: поскольку Синклер любит секс, у него наверняка имеются книги, посвященные плотским забавам. Например, «Камасутра» или «История О»[3], или первые издания знаменитых эротических романов. А может быть, книги о малоизученных аспектах нетрадиционного секса. Однако вместо эротики на полках стояли поэтические сборники, книги по астрономии и истории древнего мира. Отдельную полку занимала научная фантастика.
Допив вино, Женевьева стала прохаживаться по комнате, разглядывая висевшие на стенах гравюры в золоченых рамах. На многих из них были изображены средневековые сцены охоты и различные животные. Однако в этой галерее имелось и несколько портретов неизвестных пожилых мужчин с угрюмыми лицами. Все они были одеты в камзолы с высокими воротниками. Стоя перед одним из этих портретов и пытаясь угадать, кто на нем изображен, Женевьева вдруг увидела свое отражение в стекле, которым была закрыта картина. Обхватив ладонями грудь, женщина приподняла ее так, чтобы она оказалась прямо напротив недовольно искривленных губ портрета. Прыснув от смеха, Женевьева соблазнительно покачала бедрами. «Я не знаю, кто вы, достопочтенный джентльмен, но голову даю на отсечение, при жизни вы такого не видели», – подумала она.
– Чем, черт возьми, вы здесь занимаетесь?
Женевьева подпрыгнула от неожиданности, услышав голос Синклера. Она повернулась, по-прежнему сжимая свои груди. Синклер стоял у двери. Он снял пиджак, расстегнул белую накрахмаленную рубашку до самой талии и закатал рукава до локтей.
– Ничем. Рассматриваю ваши картины, – ответила Женевьева.
– А мне показалось, что вы танцуете.
Она подошла к Синклеру, стыдливо прикрывая грудь руками.
– Мне просто захотелось немного развеселить этого несчастного старика.
– В самом деле? – спросил он.
В полумраке комнаты его лица почти не было видно, а черные волосы излучали матовый блеск. Схватив Женевьеву за запястья, он опустил ее руки. Когда Синклер наклонился к ней, она подумала, что он хочет поцеловать ее, и повернулась к нему лицом. Однако он, наклонившись еще ниже и обхватив губами ее сосок, описал языком круг у его основания. Язык Синклера двигался так быстро, легко и умело, что Женевьева тут же ощутила, как по ее телу пробежала сладкая дрожь.
– Мне кажется, что если бы какая-нибудь развратная женщина решила продефилировать в голом виде перед этим пожилым джентльменом викторианской эпохи, он бы рассердился, – сказал Синклер, еще раз погладив языком ее сосок.